Владимир Рунов - Особняк на Соборной

Обе фигуры на фоне того времени очень приметные. Рябовол местный, родился в казачьей семье станицы Динской, окончил в Екатеринодаре реальное училище, потом учился в Киеве на инженера. Человек энергичный, одаренный. Судите сами – в 27 лет стал директором Черноморско-Кубанской железной дороги, грамотный и хваткий финансист, но до мозга костей ревнивый «самостийник», считавший, что Кубанский край может прожить без России вообще. Проявив первоначальную почтительность к «добровольцам», очистившим город от большевиков, Николай Степанович Рябовол не жалел потом крайних определений в адрес «Особого совещания» – правящего органа при генерале Деникине, называя его «компанией самозванцев из кадетов и черносотенцев». Ну, а о самом Антоне Ивановиче неосторожно как-то заметил, что «на Кубани сейчас всякий прапорщик – полный хозяин». Это был перебор, поскольку при любой власти военные при военном положении – действительно всегда безоговорочные хозяева положения. Рябоволу такая забывчивость стоила жизни. Через два месяца, в разгар дискуссий о кубанской государственности, Рябовола загадочно убили во время поездки в Ростов. Грешили на контрразведку (уж больно чисто все было проделано), но похороны устроили пышные (что еще более подогрело подозрения). Тональность споров о кубанской самостийности на время уменьшилась, тем более к гробу Рябовола встал в парадном облачении весь генералитет во главе с командующим. Хоронили тридцатишестилетнего Николая Рябовола из здания Рады (ныне Дом офицеров), отпевали в Войсковом соборе, а погребли на Крепостной площади при большом стечении народа, под гром оружейного салюта и траурные раскаты войскового оркестра.

Другая равновеликая персона, встречавшая Деникина на вокзале, был Лука Лаврентьевич Быч, председатель кубанского правительства, человек вообще приезжий, хотя и родился в станице Павловской. Он получил прекрасное образование на юридическом факультете Московского университета, но как политическая фигура состоялся в Баку, где был городским головой, а до этого руководил Бакинским отделением «Общества транспорта по Волге и Каспийскому морю». Ему было лет под пятьдесят, когда он возглавил кубанское правительство, которое если чем-то и блистало, то откровенными украинофильствующими мотивами противодействия большевизму трескучей демагогией, в чем Быч преуспевал изрядно. Деникина такое правительство устраивать не могло. Его дружеские беседы с Бычом за чашкой чая в доме Фотиади давали ничтожно малый результат, хотя и велись для секретности, а может приятности, на хорошем французском языке. Конфликт между главнокомандующим и местными деятелями нарастал, особенно при жизни Рябовола. К сожалению, не угомонился он и после его убийства.

Я листаю пожелтевшие от времени бумаги и удивляюсь, с каким исступленным отсутствием здравого смысла солидные люди вели непримиримые споры на краю собственной могилы. Тем летом в городе разыгрались эпидемии холеры и тифа, горожане вымирали сотнями, а политическая жизнь бурлила, словно никаких более забот не было. Никто никому не желал уступать. В следующем году противоречия между Радой и деникинским командованием достигло апогея. Образованный Быч, интеллигент высшей пробы, знаток языков, вызывающе ведет дискуссии на «кубанской балачке», суржике, подчеркнуто конфликтуя с Деникиным и его окружением, где выделяется начальник штаба генерал Романовский, близкий командующему человек. Большой, тучный, с виду немного сонный, но умевший сгладить это впечатление когда точно определял ситуацию и принимал мгновенные решения.

«Особое совещание» собиралось два раза в неделю, по вечерам во вторник и пятницу, в особняке пивовара Ирзы (ныне отель «Престиж»). После смерти генерала Алексеева, который квартировал в покоях сбежавшего еще при красных в родную Чехию пивовара, здесь поселился генерал Драгомиров. За длинным обеденным столом усаживались члены «Совещания», человек этак восемнадцать – пятеро военных, остальные гражданские чины, в основном наехавшие из Питера. А по средам, в более узком кругу, собирались в доме Фотиади. Антон Иванович появлялся ровно с последним ударом старинных часов, обходил всех, кланялся пожимая руку и говорил при этом теплые слова. Дежурный ординарец предлагал скромный чай из старинного купеческого самовара. Обсуждалось главным образом военное положение, которое всегда было тревожным. К проблемам гражданского управления чаще относились иронически, как к назойливой, но не сильно опасной скандалезности. Да зря! Раздор между Деникиным, настойчиво проводившим идею единой российской государственности и местной кубанской самостийностью нарастал, приобретая характер все большей неприязни. Разведка красных не дремала, внимательно отслеживая ситуацию, складывающуюся в Екатеринодаре, получившую впоследствии наименование «кубанское действо». Ответственный за Северный Кавказ большевик Сергей Киров телеграммой докладывал разведданные самому Ленину.

Читать дальше