Дмитрий Барчук: Александрия-2

Федор Кузьмич почти не сопротивлялся, но продолжал стоять на ногах. Путеец тужился из последних сил. Отчаявшись сломить упорство соперника в честном поединке, нападавший снова сильно дернул старца за бороду и бросил его через бедро.

Отшельник упал на пол. Нападавший, как дикая кошка, прыгнул ему на грудь и впился своими железными пальцами в шею.

– Молись, Иуда, своему Богу! – произнес он и изо всех сил сдавил шею.

Что произошло потом, Батеньков не понял. У него вдруг кольнуло в груди, словно в нее вонзили острый кинжал, все тело разом обмякло и сознание провалилось в густой туман.

А когда оно вернулось, он обнаружил себя лежащим на лавке. Под головой у него была подушка, а сверху укрывала шинель. В печке мирно потрескивали березовые дрова, за окном светился бледный серп луны.

– Очухался, Аника-воин? – послышался ласковый голос. – Не будешь больше бузить? Не отвечай, коль не хочешь. Только у меня есть предложение: давай отложим выяснение отношений до завтра. Дуэль от нас никуда не убежит. А поговорить нам есть о чем.

– Что ты со мной сделал? – прохрипел Батеньков, ощупывая свою грудь.

Убедившись, что нет следа от раны, он еще раз повторил свой вопрос.

– На теле человека есть такие точки: достаточно в них просто ткнуть пальцем – и он потеряет сознание. Можно даже убить без всякого оружия. Но ты скоро придешь в себя. Не переживай.

– Где ты этому научился?

– В Тибете.

– Ты и там побывал.

– Где я только не был…

– А теперь, значит, в Сибири зарылся. Неужели лучше места не нашел? В Палестине-то грехи замаливать, поди, приятней, чем здесь?

Старец не ответил. Он сидел за столом и смотрел, как хлопья снега падают в лунном свете.

Батеньков почувствовал облегчение и уже присматривал что-нибудь потяжелее, чтобы огреть эту сутулую спину.

– Почему ты меня так ненавидишь? – не оборачиваясь, спросил Кузьмич.

– А за что тебя любить, подлеца и труса? Ты же всему виной. С Николашки, солдафона, что возьмешь? Бригадный генерал, поставленный тобой на царство. Он кроме устава ничего не знал. А ты, батенька, – человек думающий. С тебя и спрос.

– И в чем же моя вина? Что раньше вас, смутьянов, не перевешал? Так полагал, что одумаетесь. Вроде бы люди грамотные.

– Брось придуриваться. Неужели после европейского похода до тебя не дошло, что нельзя больше жить по-старому? Что передовое дворянство, вкусившее европейских ценностей, больше не позволит тебе править самодержавно. Если бы ты тогда, вернувшись на родину после своего парижского триумфа, хотя бы отменил крепостное право и принял конституцию, ты вошел бы в историю, как самый просвещенный русский царь. И сейчас бы у нас была нормальная конституционная монархия. И жили бы не хуже, чем в Англии. И государя почитали бы, как англичане свою королеву Викторию. Ты мог это сделать. У тебя были все возможности. Но ты предпочел сбежать и переложил бремя ответственности на абсолютно неподготовленного человека.

Поэтому нет тебе прощения. И никогда не замолишь ты свой страшный грех перед Россией.

Старец не ответил, а сам спросил гостя:

– Это ты был в плену у французов?

– Да. В сражении под Монмиралем французы захватили нашу батарею. Меня искололи штыками. Лекарь потом насчитал десять ран. Когда они убирали трупы с поля боя, то заметили, что я еще жив. Никогда не забуду, как надо мной склонился французский капитан и спросил: «Кто такой?». Я ответил, что офицер. И тогда он приказал изрубить меня на куски. Но казаки спасли меня от верной гибели.

– И ты заразился якобинством. Ты разве не понял, чем заканчиваются все смуты? На волне народного бунта к власти приходят еще худшие политиканы, чем правящая династия. Тебе мало было Наполеона? А ведь он был лучшим из лучших. И все равно, взойдя на верх пирамиды республиканской власти, объявил себя императором. Сколько жизней в Европе унесла Французская революция, ее последствия! И это устроили просвещенные французы! А Россия – мужицкая страна. Неужели эти неграмотные мужики способны сознательно исполнять свои гражданские обязанности? Да они будут жалкой игрушкой в руках мерзавцев. Кого вы там готовили в диктаторы? Трубецкого? Мне Николай рассказывал, как он ползал у него ногах, целовал ботфорты и молил о пощаде.

Батеньков встал со скамьи и гордо заявил:

– Зато другие не ползали! Каховский, Пестель, Орлов, Рылеев… Ваш покорный слуга в том числе. Знаешь, что я ответил твоему уважаемому братцу на следствии? «Покушение 14 декабря – не мятеж, но первый в России опыт революции политической, опыт почтенный в бытописаниях и в глазах других народов. Чем менее была горсть людей, его предпринявшая, тем славнее для них. Хотя по несоразмерности сил и по недостатку лиц, готовых для подобных дел, глас свободы раздавался не долее нескольких часов, но и то приятно, что он раздавался!»