Владимир Рунов - Мартышка

Кирхнер, видимо, желая сменить тему разговора, спросил:

– Я давно хотел спросить? Тайна гибели Тодта так и не раскрыта? –

Клейст пожал плечами: – Смерть его более чем загадочна и на мой взгляд – странная… Самолёт в воздухе внезапно взорвался… Считается, что пилот по ошибке включил механизм самоуничтожения… Кто сейчас знает?… Да! – протянул он, – Я хочу лично посмотреть на тех, кого мы отправляем в Германию… Кстати, как долго ещё ехать? –

– Мы, практически, у цели! – ответил Кирхнер. За окном замелькали цепи вытянувшихся в струнку солдат.

Машины остановились в самом центре оцепленной территории, В середине замерла одноцветная масса подростков.

Зазвучали лающие крики команд. Навстречу группе генералов подбежал с докладом офицер, командующий всей этой демонстрацией.

– Господин фельдмаршал! Контингент, отправляемый в Германию, построен в количестве пятидесяти семи человек, сорок юношей и семнадцать девушек. -

– Возраст? – спросил Клейст.

– Примерно от пятнадцати до шестнадцати лет, – ответил офицер.

– Настроения? –

Офицер замялся. На помощь пришел генерал Кирхнер:

– Общая подавленность, конечно, есть! Это естественно, но, я полагаю, явление временное… -

– Ну-ну! – сказал Клейст и пошел вдоль строя. Он был одет в отутюженный мундир, сияющие сапоги, с ленточками наград, шёл, постукивая жезлом по руке. Его лицо непроницаемо, взгляд отсутствующе скользил по рядам мальчишек и девчонок, оцепеневших от происходящего. Солдаты и офицеры конвоя тянутся в струнку, даже овчарки притихли. Клейст медленно идёт впереди свиты… И вдруг как вкопанный останавливается против Мартышки. Тот съёжился, испуганно смотрит исподлобья. Лицо Клейста меняется, целая гамма чувств пробегает по нему… Подлетает переводчик и обращаясь к Мартышке, говорит:

– Тебя спрашивают – как твоё имя и сколько тебе лет? –

– Мне пятнадцать, скоро шестнадцать лет… Зовут Мартыном… – еле слышно говорит Мартышка… – Фамилия Хребто… –

– Когда ты родился? – настаивает переводчик.

– Двенадцатого сентября двадцать шестого года! –

– Майн гот! – говорит чем-то ошеломленный Клейст. Он вплотную подходит к Мартыну и бережно берёт мальчишку за подбородок. Его надменное лицо преобразилось, монокль упал и повис на шнурке:

– Майн гот! Майн гот! – повторяет он как заклинание. – Непостижимо… Непостижимо… -

Он снял перчатку и стал гладить Мартына по пыльным и взъерошенным волосам и что-то, словно про себя, говорить. Переводчик нагнулся, чтобы разобрать, но фельдмаршал властным движением остановил его и вдруг, взяв Мартына за плечи, крепко прижал к себе…

– Майн гот! – тихо произнес он. Тишина стояла такая, что слышны скрип сапог и звяканье собачьих поводков. Окружение окаменело. Клейст достал из нагрудного кармана губную гармошку, поднес ко рту и стал играть. Это была простенькая мелодия про тирольского пастушка, про солнечные поляны высоко в горах, про дружбу крохотной Гретхен с маленьким пушистым козлёнком, сентиментальная немецкая песенка о тихом молочном рае в альпийских лугах. Всё замерло, только где-то далеко-далеко звучали раскаты орудийного грома, да дым и запахи горелого напоминали, что идёт жестокая война.

Фельдмаршал оторвал гармошку от губ и повернувшись к изумленной свите, стал быстро рассказывать, словно извиняясь за минутную слабость:

– Этот мальчуган – точная копия моего внука Мартина. Удивительно, но у того тоже глаза разного цвета!.. Ещё более поразительно, он родился тогда же, двенадцатого сентября двадцать шестого года. Непостижимо, господа, но что иногда творит Господь! Вильгельм! – он обратился к Кирхнеру, – Вы видите? -

– Я потрясён! – говорит Кирхнер… Это же Мартин… И где, в России, в глухом селе, в этой выжженной степи….! -

Клейст протягивает Мартыну гармошку:

– Битте! Презент, на память!..

Мартын осторожно берёт гармошку и не знает, что с ней делать. Клейст поворачивается к свите и непривычно просительным голосом говорит:

– Может отправить его домой, посмотрите, какой он щуплый, маленький, разве можно ему дать шестнадцать лет…

Кирхнер командует:

– Выйди из строя! – но Мартышка стоит без движения. Клейст берёт его за руку и говорит:

– Битте! Ты свободен! Иди домой…

– Дяденька! – Мартышка молитвенно складывает руки на груди. В одной из них гармошка: – Дяденька! А можно нас двоих. Это мой брат, – он показывает гармошкой на стоящего рядом Петруху. – Нас двое. Его зовут Петя… Пожалуйста, если можно…