Геннадий Мурзин - Обжигающие вёрсты. Том 1. Роман-биография в двух томах

Что касается той войны, то как раньше, в детские годы, так и сейчас с искренним уважением отношусь к его боевому пути. Потому что всё свидетельствует, что отец действительно воевал на славу; что он прошел огонь, воду и медные трубы. И ордена – не главное. Звания – тоже. Главное – безупречная честность и порядочность русского офицера, в чем сомневаться не приходится. И этого вполне достаточно.

Крестьянка Анастасия Родионова, мать Натальи Петровны Мурзиной. Других сведений нет. А жаль. Автору романа-биографии «ОБЖИГАЮЩИЕ ВЁРСТЫ», к великому сожалению, не довелось видеть ни дедушек, ни бабушек как по линии матери, так и по линии отца. Ушли из жизни прежде. Это – плохой знак, ибо теряется преемственность поколений, навсегда утрачиваются родственные связи. И мы становимся Иванами, не помнящими.

Тетя Манефа, старшая сестра Ивана Андреевича Мурзина. Судя по фото, жила в Киеве и жила в достатке. Других сведений нет. Следует заметить, что по линии отца я не видел своими глазами ни одного родственника. Не слышал, чтобы отец когда-либо и о ком-либо вспоминал. Почему? Увы, но теперь на этот вопрос уже и не ответить.

Гвардеец-танкист Иван Андреевич Мурзин, награжденный за боевые заслуги орденами Отечественной Войны первой степени и Красной Звезды, а также многими медалями, которые также просто так не даются. В начале июля 1941 года ушел добровольцем, с боями проехал на танке «Т-34» до Берлина. А потом, выполняя последний приказ Родины, был брошен на помощь восставшей Праге и девятого мая был в последний раз ранен..

Австрия. Ранняя весна 1946 года. Фронтовик Иван Андреевич Мурзин в одном из санаториев поправляет здоровье. Сведения о ранениях, полученных в боях, весьма противоречивы. В одном случае указывается о неких «легких осколочных ранениях». Однако как относиться к тому факту, что война давно закончилась, а бойца продолжают лечить? Это последствия пустякового ранения, когда в мирное время внутри черепа был обнаружен осколок?

Вот говорят: советская власть гарантировала каждому счастливое детство. Не знаю, не знаю… Как-то на себе и не почувствовал ту самую « гарантию », никак не почувствовал. Мне могут сказать: исключение из правила – не правило. Если бы!

Увы, но обида, большая, не затухающая с годами обида в моей душе на родителей. Не уверен, что прав, но поделать ничего не могу. Очень хорошо видел, что в семье я самый нежеланный ребенок. Почему? С чем это связано?

Отец вызывает во мне жуткий страх, особенно, когда трезв или когда приходит домой лишь выпивши, то есть, недобрав спиртного. Тут уж лучше не попадаться на глаза. Тяжел на руку отец, ох, как тяжел!

Мать как-то рассказывала деревенским соседкам следующее…

В июне сорок шестого отец возвращается из госпиталя. Он входит в избу. Я, четырехлетний заморыш, никогда прежде отца не видел, возможно, поэтому моя реакция на его появление несколько отличалась от других детей.

Он вошел. Меня с лавки, на которой сидел, как ветром сдуло. Бросился ему на шею (откуда только силенки взялись?) и со слезами на глазах закричал:

– Папа, ты вернулся!..

А потом… Отец злобно отодрал меня от себя и, будто паршивого котенка, отбросил в сторону. Улетел под кровать и лежал там несколько часов, боясь высунуться.

Это, так сказать, со слов матери. А вот собственное воспоминание.

Январь 1948-го. Сижу на лавке у полузамерзшего окна и завистливо гляжу на улицу, где деревенские, мои сверстники весело возятся в сугробах: одни играют в снежки, другие лихо катаются на санках. Светит солнышко. Легкий морозец. Мне жутко хочется на улицу, но… Знаю, что мне нечего надеть.

Соблазн же настолько велик, что забываю о строгом родительском запрете появляться на улице. Лезу на печку. Нахожу там какое-то драное, наверное, материнское, пальто. Натягиваю на себя. Великовато: подол волочится по полу. Нахожу веревку, подпоясываюсь. Теперь – сойдет. Ищу, что бы можно было натянуть на голову. Нахожу малахай, нечто похожее на воронье гнездо. Водружаю на голову. Сойдет. Однако все еще босоног. Что бы надеть? Валенки? Их нет. Думаю. И вспоминаю, что где-то за печкой должны быть « отопки ». Не знаете, что это такое? Это когда-то были валенки, но голенища отрезаны, так как их использовали для подшивания других валенок. Нахожу, верчу в руках, возникает еще одна проблема: отопки настолько изношены, что повсюду сплошные дыры. Нахожу какие-то тряпки, наворачиваю на ноги, втискиваю ноги. Ничего. Снег не будет набиваться.