Да и Скил не узнаёт свою невесту. В глаза не глядит, всё поверх её головы слухом звуки неведомые выискивает.
Что же делать бедной девушке?
Набрала она глины, слезами смочила, слепила корину. Поёт-посвистывает тоненьким голоском простенькая свистулька-корина о любви и верности, о силе и храбрости, о выборе на таинственных перекрёстках…
И такая у неё грустная песня получилась, что все пленники к ней потянулись, слезами омылись. И всё-всё о себе вспомнили: как в плен попали, как смерти ужасной ждали, как дома родные их ждут-не дождутся!
Вернулись они в меловые пещеры, набрали себе золотых монет, что чеканили моноцеросы, и тогда уж разошлись по домам. Не забыв поблагодарить храбрую Опойю за спасение.
И лысый моноцерос своим злобным квохтаньем уже не смог им помешать.
В давние-стародавние времена жили-были в одном скифском селении отец с матерью и сынок маленький. И был он – ох, какой непослушный да любопытный! Вечно совал нос в чужие дела!
Станут его ругать. А у него на всё один ответ: «Да ну вас!»
Так его и прозвали Дану.
…Отправляется их сосед на охоту. А беспокойный парнишка тут как тут:
– Ты куда? Ты зачем? Ты когда вернёшься?
Много раз ему объясняли, что нельзя идущему в дорогу задавать вопросы, тому удачи не будет. А Дану будто не слышит.
Разжигает мать огонь в очаге, чтоб лепёшек напечь. А Дану тут как тут – с советами подоспеет:
– Ты не так делаешь! Ты лучше вот этак, по-другому!
А сам так в огонь и норовит свалиться. Однажды мать едва успела затушить вспыхнувшую на нём одежду. А сама сильно-сильно обожглась!
Беда с ним, да и только!
А то как-то вечерком весенним приветил отец из жалости одного бродягу бездомного. Накормил его и отдохнуть позволил в тенёчке под домом. Бедняга как шёл, так и свалился от усталости. Весь серый, пыльный, в крови запёкшейся, волосы клочьями, одежда – обрывками. Будто волки его драли.
А Дану улучил момент, когда заснул путник, и решил полюбопытствовать, а чем это его сумка наполнена? Зацепило его то, что бродяга-бедняк, а сумка – большая и новёхонькая!
Не раз говаривали ему родители:
– Нельзя трогать чужое добро! Схватишь чужую судьбу! Потом не отвяжешься!
А он и тут не послушался.
Развязал мальчик бродягину сумку, а там ничего не видно. Темно и пусто. Тогда он голову-то туда и сунул, чтоб рассмотреть хорошенько.
И …провалился в неё!
Закричал он от страха что было сил.
Так с криком и шмякнулся рядом со старичком-ворчуном, на серого бродягу подозрительно похожим.
А тот как рыкнет на него по-волчьи:
– Чего орёшь-то? На вот, цепляй да иди, куда все пошли!
Только хотел мальчик сказать ему, что тот ошибся, и никуда он, Дану, идти не обязан, как старичок волчью маску ему на лицо напялил. Та и приросла.
Чувствует Дану, что всё тело у него чешется. Руками потрогал, а там …шерсть густая волчья проросла! А сзади, на копчике, даже больно стало. «Наверное, ударился, когда падал», – подумал мальчик. Потёр копчик, а там, о, ужас! …волчий хвост виляет из стороны в сторону!
И сам он весь – уже вовсе не мальчик, а настоящий волчонок!
Ужаснулся Дану: «Да что же это такое! Ведь это не я! Я совсем не такой!»
Тут понял он, что правы были родители, когда предупреждали его не трогать чужих вещей. Не послушался он, вот и схватил чужую судьбу на себя.
А старичок не нарадуется:
– Ну, я пошёл, – говорит, – выручил ты меня, Дану! Не чаял я избавиться от моей звериной доли. Никак не могу жить среди волков. Измучился! А тут ты сам и вызвался на моё место!
Подпрыгнул и исчез. Тут ещё темней стало, будто сумку кто-то сверху завязал крепко-накрепко.
Что же теперь делать-то?
Смотрит Дану, сидят поодаль волки. Глядят исподлобья, зубы скалят, шерсть на загривке дыбят. Видимо, его дожидаются…
А в это время отец с матерью обыскались своего сыночка.
Они и не обратили внимания, что сумка старого бродяги за одну ночь из новой превратилась в обтрёпанную. А сам он, наоборот, приосанился и помолодел, будто от серой пыли отряхнулся.
Они даже не заметили, как он ушёл. Не до того им было. Сына искали, с ног сбились. День ищут, другой. Нет, как нет!
Только с тех пор стали появляться по ночам вокруг их дома следы волчьи. И скотина пропадать стала: то кур хозяйка недосчитается, то и вовсе овца исчезнет.
Что такое? Дело небывалое! Неужели дикие звери до того осмелели, что в человечье селенье не боятся захаживать? И собаки ведь молчали, не лаяли! Как такое чудо быть может?
Читать дальше