Из подмосковной Лосинки я попал совершенно в другой мир, не просто в центр Москвы, в её элитный район, на улицу Воровского. Старинные посольские особняки с флагами иностранных государств, с милиционерами у входа. На этой же улице Дом кино, Дом писателей в бывшем особняке князей Волконских, прямо напротив училища – Верховный суд страны.
После занятий, возвращаясь домой, проходил мимо ресторана «Прага». Иногда слышал раздававшийся на всю улицу голос из динамика: «Машина посла Великобритании… машина военного атташе Канады, машина посла Соединённых Штатов Америки… – к подъезду». Из дверей ресторана выходил человек в раззолоченной ливрее и открывал дверцы машины. В прилегающих к «Праге» арбатских переулках пестрели иностранные флажки на иномарках с дипломатическими номерами. Это был кусочек иного мира, может быть того, о котором с восхищением говорил мой отец – «А вот в Америке…»
В эти минуты где-то в глубине сознания начинал мерцать маячок, манящий к неведомому берегу и укреплялась надежда, что когда-нибудь и я окажусь в этом мире.
Занятия в училище начинались утром, а домой возвращался лишь под вечер. Не было больше ненавистного дневника и унизительных записей в нем. И самое главное – довольно быстро выяснилось, что общеобразовательные предметы, которые мы изучали в школе, здесь можно и не посещать, зачеты по ним ставились почти автоматически.
По сравнению со школой, это была свобода. Я ходил на концерты классической музыки, часами играл в шахматы в библиотеке училища, запоем читал книги, проглатывая в день по 100-200 страниц. Как-то, прочитав «Мартин Иден» Джека Лондона, даже возмечтал: «Вот было бы здорово, если бы и я когда-нибудь смог что-то написать».
Наша дружба с Женькой не прекратилась. Напротив, мы сблизились еще больше. После седьмого класса он тоже ушел из школы и поступил в художественное училище.
Я считал его самым отчаянным мальчишкой, которого когда-либо видел в жизни, и ни на мгновение не сомневался, что он прыгнет с Крымского моста просто так, на спор.
…Однажды мы оказались в деревне, недалеко от Москвы, у него там жили какие-то родственники.
– Под утро пойдем на колхозное поле и наберем по корзине клубники, – объявил он.
Около часа после восхода солнца мы собирали клубнику. Видно, колхозному сторожу этого и надо было. Когда корзинки были почти полными, он неожиданно подошел к нам сзади и без угроз потребовал отдать клубнику.
Он был здоров, как медведь. Конечно, ему и в голову не могло прийти, что, когда он нагнется за корзинкой, мальчишка весом в сорок килограммов изо всей силы ударит его кулаком в нос, и не побежит стремглав наутек, а будет с любопытством смотреть, лишь отступив на шаг.
Обезумев от ярости, сторож сделал неимоверно быстрый выпад правой рукой и схватился, как клешней, за Женькины брюки. Не берусь предполагать, что произошло бы, зацепись «клешня» за ремень, а не за тонкую ткань, клок которой и остался сторожу на память о маленьком воришке.
Вроде бы бессознательно, но я подражал Женьке. Он чистил ботинки до блеска и гладил брюки каждый день, и я делал то же. Он подходил на улице к девчонкам, легко знакомился, и я подумал: «Надо и мне так научиться». Просто для тренировки, чтобы побороть стеснение. Он несколько раз вызывал скорую помощь, жалуясь на сердечные приступы. Затем ходил в поликлинику, чтоб завести историю болезни и тем самым избежать призыва в армию. После падения на катке, получив сотрясение мозга, я тоже стал ходить к врачу два раза в месяц и жаловаться на головные боли. Однажды увидел, как он играл в карты на деньги, и я научился.
Очень быстро из заносчивых забияк мы превратились в вежливых, опрятно одетых мальчиков. Разговаривая с взрослыми, постоянно вставляли: «Пожалуйста», «Извините», «Будьте любезны».
Женька (его теперь звали Женька-художник) был хоть и небольшого роста, но красавчик. Часто я слышал, как взрослые говорили о нём, какой хороший, воспитанный мальчик…
Первую бутылку водки я выпил с ним. На его деньги. «Закусили» водой из уличной водопроводной колонки. Мозги тут же «сошли с рельсов». Сознание оторвалось от реальности и на мгновение показало мне мир совсем в другом свете. Все, что угнетало в жизни, – исчезло из головы. Дурманные ощущения, легкость в теле, сила и уверенность в себе – в считанные минуты каплей яда вошли в мое существо.
Мы сели на лавочку и тут же уснули. Проснулся с чувством гнетущей тяжести во всем теле, гудела голова, поташнивало. Словом, самочувствие было мерзкое. Однако вывод сделал почему-то не тот, который напрашивался, будто кто-то продиктовал его мне: «Все пьют, и я буду. Но я должен научиться так пить, чтобы держать себя в руках, не терять контроля над собой, сохранять здравый рассудок».
Читать дальше