Михаил Горовой - Бог, которого люблю

Вернувшись с фронта, отец уволился с почтамта, где работал шофером до войны и поступил на другую автобазу, где зарабатывал больше. Ведомственное жилье – две комнатки барачного типа – надо было освобождать.

Отец с мамой решили переехать к бабушке. Здесь-то и начались их злоключения.

Годом раньше бабушкина подруга попросила приютить её сына с семьей. Член партии, он получил какой-то пост в Москве, и ему временно требовалось жилье. Теперь же, когда Кругляков (так звали постояльца) узнал, что ему надо освободить комнату для моих родителей, он заявил, что по документам все права на дедушкин дом принадлежит ему.

Скорее всего, Круглякову уже выделили квартиру, и после долгих уговоров он согласился… продать бабушке ее же дом.

Но на такую покупку не было денег. Лишь к концу года, когда подошёл срок освободить ведомственное жилье, необходимые деньги родители собрали. В назначенный день они пришли к Круглякову, но тот под разными предлогами денег не взял, попросил зайти в конце недели. А на следующий день правительство объявило денежную реформу. Собранные с таким трудом деньги превратились в пустые бумажки.

Родители не имели иного выхода, как вновь собирать деньги. Они продали все, что можно было, залезли в долги, но половину того, что требовал Кругляков, теперь уже в новых деньгах – отдали.

1948 год наша семья встречала уже в собственном доме – в том самом, который подарила дедушке советская власть. Полы в домике были настланы прямо на землю, а притолоки настолько низкие, что взрослым приходилось пригибаться.

– Пусть меня расстреляют, но отсюда никуда уже не уйду, – сказала тогда мама и разрыдалась.

Чтобы избавиться от долга, она поступила на тяжелую работу – развозить продукты по магазинам. Однажды несла мешок сахару, поскользнулась и упала в подвал, повредила позвоночник. Больше полугода пролежала в больнице.

Новую работу нашла полегче: два-три раза в неделю подвозила фильмы в городской кинотеатр. В свободное время возилась в саду, собирала неплохие урожаи помидоров, яблок, продавала на рынке. В семье появился относительный достаток.

И отцу повезло. На автобазу, где он работал, пришли огромные грузовые машины – американские МАКи. Отец был не только опытный шофер, но и хороший автомеханик, поэтому одну из трёх машин доверили ему. Зарплата сразу увеличилась вдвое. Отец даже купил автомашину «Москвич», и мы всей семьёй съездили на ней в Крым.

Однако долго удержаться на выгодной работе отцу не удалось. У шоферов автобазы возник какой-то конфликт с начальством. Они попросили отца, как ветерана войны, самого грамотного среди них и авторитетного, выступить на общем собрании и открыто сказать о несправедливости. Отец выступил, но никто из тех, кто просили об этом, его не поддержали. Его уволили.

Из праздников, которые отмечали в нашем доме, больше всего запомнились Новый год и Пасха. Хорошо помню мой первый Новый год. Я долго ждал Деда Мороза, который должен был принести мне подарок, и, не дождавшись, уснул. Утром под ёлкой увидел коньки, о которых мечтал. Мама объяснила, что это Дед Мороз принёс коньки, но она не стала будить меня.

На Пасху мама всегда готовила очень вкусную рыбу в маринаде и разноцветные яички. Все в нашей семье чокались пасхальными яичками и говорили: «Христос воскрес! Воистину воскрес!».

Для меня эти слова ничего не значили, звучали как зарифмованная присказка. Никто никогда не объяснял, кто такой Христос, что значит – «воскрес», сам же никого не спрашивал об этом ни дома, ни в школе.

Не припоминаю, чтобы отец интересовался моими взглядами на жизнь или спрашивал, как мне живется, о чем думаю, о чем мечтаю. Никогда при мне не распространялся о смысле жизни, что в ней плохо, что хорошо. И уж никогда ничего не говорил о советской власти, о своем отношении к ней, о её политике. Не критиковал и не хвалил.

Но зато я слышал много раз, как в разговоре с приятелями, с мамой, отец говорил: «А вот в Америке…» Смысл дальнейшего сводился к тому, что там все хорошо, во всяком случае, лучше, нежели у нас. Не знаю, что способствовало появлению у него таких взглядов, то ли отличный американский грузовик, на котором он работал, то ли письма, которые до войны получала бабушка из Америки от своих братьев. Но именно слова отца – «А вот в Америке» – посеяли в моем еще детском сознании мечту об этой стране, о другой жизни. Эта мечта исподволь влияла на мое мировосприятие. Невольно смотрел на жизнь, на все, что меня окружало, что делал сам – как бы под другим углом зрения…