Анатолий Агарков - Путь к созиданию

Знаю, откуда такое настроение у виртуального брехунца. Как он доставал в Москве за осёдлый образ жизни. И лентяй я, мол, и сибарит. На Земле и во Вселенной дел невпроворот, а я картинки в галереях разглядываю.

Искать, говорил, надо Костю и похищенные души прозрачных. А я ему – возродившийся Костя твоё детище, вот и напрягайся. И с прозрачными не всё ясно – по-моему, у них полюбовное соглашение. От моих дам отстали, тому я рад. Они считают их погибшими – что ж, мне самому искать себе неприятности? Я живой человек, имею право на уют и счастье с любимой женщиной.

Долго так продолжалось, но, в конце концов, угомонился. Сверкает серебряным браслетом на левом запястье да ворчит. А я привык и внимания не обращал. Даже скучновато порой без общения.

– Тебе как понять? Своих детей – один из автоклава, и тот с приветом.

Молчит скрипучка виртуальная.

С отцовской нежностью всматриваюсь в любимые черты.

– Как живёшь? Ты похудела. У вас будет малыш? Первый на Луне?

– Нет, пока не думали. А ребятишки здесь уже есть. Такие лапушки.

Покосился на Элю – всё прахом. Попляшем на свадьбе и на свои палати.

Она сжимает мне пальцы – уймись, не напрягайся, приемли жизнь, как она есть.

Да уж.

– Папка, ты иди пока к Павлу, а я мамочке что-то покажу.

– Платье? – это Эля.

– Ну, конечно.

Дамы удалились, а мне не хочется к зятю. Трогаю причудливое изваяние лунного камня – вот ты какой! Застывшие капли золотых лучей.

– Абсолютное топливо, если бы мы не знали реакции аннигиляции.

Вздрогнул. Обернулся. Люба.

Год прошёл со дня последней встречи. Каких-то двенадцать месяцев, и мы снова смотрим в глаза друг другу. И – не поверите – любуемся! Мне кажется, она стала ещё прекрасней. А я? Что она нашла во мне, кроме отметки в паспорте?

– Аннигиляция тоже архаизм – антигравитация теперь правит миром и телекинез.

– Верно, Гладышев. В музее космонавтики реактивные двигатели.

Пауза. Мы смотрим, не отрывая глаз, практически не мигая. Ловлю себя на подлой мысли, что хочу её. А почему, собственно, подлой?

– Билли?

– Мне, что за дело?

– Предатель.

Любина улыбка – само очарование.

– Здравствуй, любимый. Отлично выглядишь.

Воркует,… обольстительница. Впрочем, женщина и должна быть такой. Не увлечёшь самца – останешься без потомства. Таков закон природы. Только Люба – печальное исключение. Миллионы восторженных поклонников, супруг без патологий, а детей Бог не дал. Или не просила?

– Есть такое правило эволюции – не обращала внимания?

– О чём ты?

– В дикой природе все самцы гораздо привлекательнее своих подруг. У льва есть грива, у оленя рога, у павлина хвост, у селезня оперение. Знаешь, почему?

– Просвети.

– Они должны понравиться самкам, чтобы поучаствовать в продолжении рода.

– Да что ты?

– У людей всё наоборот, поскольку и задачи перед человечеством иные – нужно двигать прогресс.

– И получается?

– Женщина крутит хвостом перед зеркалом, чтобы мужчина изредка, творя цивилизацию, посматривал в её сторону и обновлял поколение.

– Браво! Отличная логика! Вижу, время не терял – развил целое философское учение. Последователи уже есть или набираешь?

– Расскажи о своих успехах?

– Мне похвастать нечем – время героев истекло. Оптимизатор уравнял людские возможности и способности. Даже Дианочка, щедро одарённая природой, не долго оставалась феноменом. Её способности изучены и материализованы.

– Я не умею летать.

– У тебя оптимизатор старой модели. Хочешь, поменять?

– Спасибо, привык.

– Я подарю.

– Расскажи про Луну. Чем тут народ занят?

– Потом покажу. Сейчас пора идти на церемонию.

Люба плавно оторвалась от полимерного покрытия и легко полетела вперёд. Потом остановилась, зависнув над полом, обернулась.

– Гладышев, – это она моим многометровым прыжкам. – Не смеши народ. Стой, где стоишь – я слетаю за оптимизатором.

У меня на руке два серебряных браслета.

– Билли, ты в котором?

– Угадай.

– Помнится, кто-то урны заслужил.

Любе:

– Есть здесь урна, мусоросборник, утилизатор?

– Зачем?

Снял старый, видавший виды оптимизатор, показал, держа с брезгливым видом двумя пальцами.

– Давай. Отдам в переработку. Или в музей, как экспонат.

– А говоришь, героев нет.

– Живых….

Церемониальный зал ничем не отличался от оранжереи – разве только прозрачный купол повыше. Двумя длинными рядами стояли гости – в бальных платьях, фраках, смокингах. Жених со священником уже томились в одном конце живого коридора. В другом искали меня – предстояло вести дочку под венец.