Евгений Хайрулин - Записки бродячего музыканта

Интересно, на что всё-таки живёт бывший известный артист советской эстрады, а ныне начинающий эмигрант Алекс Вайс (так он обозначил себя в визитке)? А он играет в еврейской команде на гитаре и скрипке и в придачу поёт на идиш. Всякие там кабачки, свадьбишки, презентации и прочие позорные мероприятия. Скрипка, к слову, чересчур современная – только гриф и загогулина со звукоснимателем. Если воткнуть её в усилитель, получится красивый, тоскливый звук, похожий на грузинский дудук.

А вообще-то Сашка – человек, конечно, хозяйственный. Натащил домой кучу разных гитар и скрипок – он их скупает по дешёвке на блошиных рынках. По-немецки это мероприятие именуют «флёмаркт». Каждую субботу, когда в Берлин налетает туча туристов, когда «капуста» сыплется в музыкантские чехлы и футляры, мой друг доставляет себе удовольствие посещением барахолки. Не будем описывать все те роскошные предметы, тревожащие его хрупкое сердце! Но дома у него много всего и разного. И все добро свалено в одном углу. В одной куче – гитары, усилители, украинское сало, резиновые сапоги, ноты и презервативы… Чёрт ногу сломит! А ещё надо и сытно покормиться: сынок сильно подрос – его теперь три раза в день коврижками да коржиками баловать надо. На этот случай придуман турецкий базар. Опять же, в субботу, в конце торга купцы отдают разложенные товары втридёшева, почти бесплатно. Розница такова: бери себе вкусности и сласти не килограммами, а ящиками.

Чрезвычайно заманчиво! Цыплята – мохнатые, как мамонты. Опаливать их надо настоящей газовой горелкой, какой сварщики ржавые «Жигули» латают. Варятся эти птицы после оголения часов двенадцать. Многовато, а есть хочется сейчас. Дым в хате и духан – как в крематории. Жил я у Саньки с Серёгой почти два года, всё на себе испытал. Сидим, ждём-ждём, открыв голодные едала…

Но что касаемо овощей и фруктов – с превеликой радостью! Персики, огурцы, сельдерей, киви и клубника – всё ящиками, всё свежее, всё в оболочке и в упаковке!

Конечно, случались у нас некоторые неожиданности и случаи. К примеру, зимой было спать чуть-чуть холодновато. Отцу с сыном – им-то что! Батька (кулибин, матьевоёп) ленился печки топить – изобрёл для себя газово-кухонное отопление. Протянул до койки резиновый шланг, подпаливал горелки – и весь тёплый кайф шёл в постель, в обыкновенную резиновую грелку, которую отец с сыном всю ночь обнимали. Я же стучал зубами под тремя одеялами. Но жили мы дружно и весело!

Можно представить себе, как удивился и обрадовался мой друг, впервые озираясь в Берлине. Диковин здесь хватает, как впрочем, и ерунды разной. Вот, возьмём, шпермюль – отголосок прежней роскоши. Неутомимый Алекс, промчавшись по всем близлежащим окрестностям, затарился барахлом и мебелью на ближайшее столетие. Я намерен описать это восьмое чудо света, известное каждому приличному постсоветскому эмигранту, а также коварным и весёлым польским спекулянтам.

На улицах германских городов, в специально отведённых для этой цели местах, в определённые дни недели выставляются ненужные вещи. Исключительно сказочное место! Шпермюль!.. Это волшебное слово означает «крупные отходы». Сейчас Германия несколько поутихла, поприжалась. А раньше… – всё на улицу, без особой нужды. Меняют, к примеру, супруги свои жилищные условия и всё, нажитое непосильным трудом имущество, бережливые немцы отправляют на улицу.

– Нате, возьмите, босота! Пользуйтесь нашей отзывчивой добротой!

Туземцы, конечно, недолюбливают пришлый народ. Но фасон есть фасон! Всё старьё… cамолично… – вон из хаты! На радость и подбирание русским эмигрантам и шустрым польским барыгам. А в свежие квартиры едет весь новяк.

Старая мебель аккуратно разбирается, складывается в штабеля. Посуда, тарелочки, чашечки, ложечки – всё завернуто в бумажечки и сложено в коробочки. Берите, люди добрые, пользуйтесь! Нам этого уже не нужно!

Наличие у гитариста Саши одежды с усопших граждан Германии – это совсем другая статья. Её подгоняет друг, кочегар из местного крематория. Перед процедурой сжигания специалист раздевает покойных, а одежду складывает в кучку, для дальнейшей перепродажи. Для пока что живых полтавских перебежчиков. Так, по крайней мере, мне рассказывал Белых. Сильно сомневаюсь в достоверности его откровений. Врет! По-моему, печки в крематории топят одетыми жмурами. Не хватало ещё их баловать – раздевать, укладывать по-всякому! Тот же кочегар поведал, какие любопытные концерты они устраивают вместе с напарником. Непосредственно в процессе работы. Эта история звучит так: перед сожжением свежему трупу требуется перерезать сухожилия. В специальных местах – под коленками и под мышками. Чтобы покойного особенно не колбасило и не плющило – из-за того, что в печке довольно высокий градус. В общем, ни хрена они им не режут, а лучше берут пол-литра, цедят по стакану и включают пластинку с «Болеро» композитора Мориса Равеля. Проглотив по второму стакану, друзья смотрят в печное окошечко. Там, в жаркой печке, неживой человек с неподрезанными коленками выплясывает и кривляется под музычку знаменитого композитора-импрессиониста. Опять же, думаю, что истопник все-таки врёт. Но Санька с ним дружит! Веселый парень, этот сотрудник крематория, хотя и состоит при покойниках. К чему весь этот потешный рассказ? А к тому, что попроще стали жить в Германии. Они сами, на свою голову, придумали Евросоюз, призвали под свои знамена обломки Восточной части Европы – и попали. Делать нечего! Как говорил один неудачливый картежник, «попал?.. Терпи!».