Евгений Хайрулин - Записки бродячего музыканта

Сейчас поёт под минуса в кафе «Таверна», именуемом в простонародье «Шалман». Жуткая забегаловка с пьяными сиськастыми шалавами. А ещё – строгает мебель на заказ. Хорошую, модную, дорогую мебель – дуб, ясень, лак, мат. Но денег всё равно нет: месяц строгает, два киряет.

Так и сидим потихоньку вчетвером. Компания небольшая, но вполне приличная. Видимся редко – раскидало всех, разбросало. А увидимся – хорошо, весело! Смеемся, вспоминаем лабушские фокусы и похождения. Чего же не смеяться? Жили дружно, прикольно. Юрка заговорил про деревенский клуб, в котором мне сподобилось директорствовать. Недалеко от города. Поэтому городские приезжали к нам на танцы. Назад домой они шли ночью пешком, 12км. Алхимик был не ходок – он оставался ночевать в мастерской художника. Он много пил и часто сплетался с поклонницами в экстазе деревенской страсти. В основном это были сытые, жопастые и твёрденькие специалистки по овощеводству и совсем ещё глупенькие молоденькие доярочки. Последним прямо из объятий юного барабанщика приходилось бежать на работу, часа в 4 утра. На утреннюю дойку животных.

Но была одна красавица – совсем другой экземпляр. Это была девушка грамотная, образованная. Она работала бухгалтером. Девушка трезвая, рассудительная и очень …ливая. Эту интеллигентную даму звали Люда Матвеева. Исключительно энергичная, темпераментная и ненасытная особа. Крестьянская молодежь собиралась после танцев под окнами клуба посмеяться и послушать её душевные, сладострастные возгласы. Широко распахнув свои крепкие деревенские ножки, Людка кричала всегда одно и то же:

– Мама, мама! Ой, Юрис! Ой, Юрис! Ой, мама!.. – Только имена иногда путала.

Укрывались возлюбленные огромным бархатным покрывалом алого цвета. Им накрывали гробы, когда ставили в клубе покойников. На ночь жмуриков заносили в художественную мастерскую, чтобы они в одиночестве не скучали в большом зрительном зале. А утром усопших возвращали обратно, на всеобщее обозрение скорбящих. За это мастерню звали «покойницкая». В данной местности было модно вешаться и стреляться. Не знаю, почему, но работы в этом плане хватало.

Вспомнили, посмеялись, выпили-закусили… Годы пролетели быстро, мы как-то одновременно повзрослели. Уже перевалило за полтинник – а всё как дети. Смешно, что мы не понимаем своей взрослости, пока не глянем в зеркало.

– Кто это? А… так это я! Седой… Глаза грустные, как у бассета. Хорохоримся!.. Это хорошо…

«Das Leben ist ein Kinderhemd – kurc und beschissen», – так говорят немцы. По-нашему это звучит примерно так: «Жизнь – как детская рубашка: коротка и обкакана». Где-то так примерно.

– Жень! Надо всё это записать, потом книжку издадим.

– Зачем? Кому это интересно? Кто о нас вспомнит?

Мы – обыкновенные работяги от музыки. Больших музыкантов мало, поклонники знают о них всё, журналисты придумывают всякие истории – хорошие и очень хорошие. Они на виду. Шумят, машут руками, рассказывают по телеку небылицы, то и дело громко хохочут и много выпивают. Ради потехи блистательные артисты убивают своих отцов, женятся на матерях, стоят возвышенно-мохнорылые на пьедестале, а также соревнуются между собой. Вульгарно разменивают себя на дешёвку, выворачивают наизнанку личную жизнь – кто отдал больше алиментов бывшей жене, у кого моложе муж и толще бёдра. И выглядят, в основном, как подкрашенные покойники. Они жалуются трескучими голосами, врут, как сивые мерины и сплетничают. Хотя в наше время, когда всякое скотство и мерзость называется свободой и демократией, это вызывает всеобщую зависть и восхищение у телесмотрящих. Но их мало, больших артистов – каких-то 3-4%.

Остальные артисты – они с мозолистыми руками. Их пастбище – концерты в маленьких городках, кабаки, танцплощадки, свадьбы и похороны. Кто нас знает, кто нас вспомнит? Иногда вспоминают мельком – мол, есть такие! В кинофильме «Старший сын» Н.П.Караченцов утешает Е.П.Леонова:

– Не грусти, папаша, где же ещё быть музыканту, если не на свадьбе или похоронах! И в печали и в радости!

Нет, стоп!.. Гарик Кричевский! Низкий поклон тебе от всех нас, дорогой друг!

– А в кабаках товарищи мои гостям играют песни надоевшие….

Вот, пожалуй, и всё упоминание о нашем огромном племени бродяг-музыкантов. Есть, правда, ещё одна орава исполнителей. Они называются «звёзды». Их пачками клепают на «фабрике», раздевают и заставляют за деньги голыми бегать по сцене. При этом они издают звуки под аккомпанемент фанеры, а из фанеры, как известно, слов не выкинешь. Стараются изо всей мочи! Даже при записи своих дисков эти исполнители поют под фонограмму, утомляя наш слух, наш ум и даже зрение. Они изображают из себя «нечто», негодуют, топают ножкой, летают только бизнес-классом и указывают в райдере цвет туалетной бумаги. Вертятся, как белка в колесе. У них всё хорошо! Только непонятно, кто кого вертит: то ли они – колесо, то ли колесо – их. Это шоу-бизнес, художественная самодеятельность. Способ продвижения непрофессионалов. За дурные деньги. Крепко настукавшись лбом, они исчезают, растворяются. Наступает климакс музыкальных желаний. Когда смотрельщики телевизоров ими наедятся, звёзд выбрасывают на помойку, а фабрика месит тесто дальше – следующую партию на поедание. Невкусно? Но едят! Хотя на этой фабрике больше отходов, чем продукта. Телепопса так быстро шагает вперёд, что музыканты за ней просто не поспевают, а из телека валит и терзает наши головы поносно-жизнерадостный позитив.