Вот так возмущавшаяся женщина, моющая пол, наверняка любила мужчину, который смотрел телевизор. Старая Шляпа изучал их и думал, что она так много делает для него, чтобы тот лишний раз не вставал с дивана, хотя именно это ее и возмущало. В этом тоже не было никакой логики, но Черное Крыло уверял, что в чувствах вообще логика отсутствует.
Наверное тот мужчина с дивана тоже любил ту женщину, но демонстрировал это таким образом, что пугало не мог этого разглядеть.
В других окнах все было примерно также, но всякий раз чуть по своему: одна пара ходила вместе, держалась за руки, сидела дома под одним пледом, готовила еду вместе и постоянно целовалась. Последнее даже Черное Крыло затруднился пояснить – в чем здесь удовольствие. Другая пара – явно более изношенная, чем первая, каждое утро начинала с брани по любому поводу. Им было важно, что мусор не выброшен, и что стаканы не вымыты, важно, что в коридоре было натоптано, а постель не заправлена – все было поводом для ругани. Но при этом они всегда помогали друг другу, а выходили только держа друг друга под руки и медленно шли по улице, тяжело дыша и часто останавливаясь, чтобы передохнуть. Третьи регулярно дрались, ломали, в приступах гнева друг на друга, окружающие вещи, но все равно не расходились, так как ссорились лишь время от времени, а остальное время жили душа в душу. Хозяин этого окна, кстати, когда увидел, что Старая Шляпа наблюдает за ним, вышел из дома и, схватив пугало, бросил его в грязь.
– Сам виноват, – говорил потом Черное Крыло.
– Эх ты, – говорила Глаза-Бусины, когда чистила ему фрак, – ну нельзя же так навязчиво лезть со своими исследованиями. А как же чувство такта?
– Мне кажется, что я почти осознал суть семьи, – делился с ней Старая Шляпа своими наблюдениями, – но не понимаю, почему у всех семьи отличаются.
– Это потому что у тебя мозгов нет! – насмешливо каркал ворон.
– Кыш! Кыш! – Глаза-Бусины поднимала руки-ветки и махала ими на птицу, но Черное Крыло только хохотал, – а мы с тобой семья?
– Думаю да. Я бы сказал, что мы скорее семья, чем не семья, – отвечал Старая Шляпа.
– Вот видишь, мы уже почти как люди, – говорила Глаза-Бусины, – хочешь чаю?
Она где-то подобрала ржавый чайник и разводила из сухих листьев и веток костер на улице. Чая было немного, его выбросили явно по ошибке, но в качестве утешения для Старой Шляпы вполне годилось. Конечно, он не пил, но само ощущение того, что для тебя делают чай было приятным.
– Где ты научилась готовить? – спрашивал Шляпа.
– Возле меня часто разводили костры и делали еду, – в качестве доказательства Глаза-Бусины показывала обгоревший край сарафана, на который, в свое время, попал уголек.
Как позже узнал Старая Шляпа, семьи во многом создавались ради детей, а завести ребенка пугала не могли. Можно было, конечно, сделать другое пугало и назвать его ребенком, Старая Шляпа и Глаза-Бусины это обсуждали, но до этого так и не дошло, потому что вскоре к ним в сарай въехал Пустая Голова.
Его принесли с первым снегом, рано утром открыв дверь сарая, бросив прямо в проход и тут же закрыв ее снова.
– Ты в порядке? – склонился над ним Старая Шляпа.
– Конечно можно было и не так грубо, – пробормотал Пустая Голова, – интересно, принцип «не делай другим того, что не желаешь себе» – им знаком?
Так они и познакомились, а потом, до конца дня, новое пугало слушал путанные объяснения Старой Шляпы о предназначении и смысле жизни.
– На мой взгляд, – сказал он в итоге, – ты пытаешься мне объяснить вещи, в которых совершенно не разбираешься.
– Я хочу сказать, что все очень не просто.
– Друг мой, – ответил ему Пустая Голова, – мне думается, что ты – та душа, что мечется в поисках знаний, хотя они, в общем-то, лежат на поверхности. Полагаю так. Никто, кроме тебя, подобными вещами не заморачивается, так как знает, что это – пустое.
– Чайник дело говорит! – сказал Черное Крыло, пролезший в дыру под потолком.
Вместо головы у нового пугала был большой мятый чайник, надетый верх тормашками на деревянную шею.
Новость о том, что птицы не боятся пугал, Пустая Голова воспринял философски.
– Признаться, мне это не так важно, – вот что он ответил, – я всегда верил в то, что смысл нашего создания иллюзорен.
Только, в отличие от Старой Шляпы, он не стал изучать людей или задавать вопросы. Вместо этого, Пустая Голова нашел на помойке несколько старых и грязных книжек и с тех пор его часто можно было увидеть сидящим на улице перед сараем, или на теплотрассе – и читающим. Время от времени, местные алкоголики, частенько употреблявшие сомнительного вида жидкости на этих же трубах, просили его что-нибудь процитировать, и Пустая Голова охотно соглашался.
Читать дальше