Александр Савин - Гуранская завалинка

Бесшумно входит тишина,
Не скрипнет дверь.
А ночь проходит, ночь без сна,
И что теперь?
Откинуть мысли о былом
И сладко спать,
Но память о тебе кругом,
Твоя печать.
Подушки вышитый узор,
Простынки шелк,
И твой, меня манящий взор,
С тобой ушел.
Ночи заснеженной печаль
Заходит в дом,
И темноты, ночная шаль,
Висит крылом.
Нам скучно вместе, ну а врозь,
Не мил и свет.
Я жду тебя любимый гость,
Тебя роднее нет.

Иду я, до упада пьяный,
Но юность крепка, на ногах.
Иду я в клуб, где звук баяна,
Где мой приход, рождает страх.
Там Толя с молодым конем,
Спускаюсь с клубного крыльца.
Чтоб выглядеть лихим парнем,
Решился сесть на жеребца.
Друг упирался, дикий конь,
Когда закусит удила,
Его хоть в воду, хоть в огонь,
Он мчится вихрем, как стрела.
Он убедить меня не мог,
Я на коня вскочил моментом.
Лишь цокот лошадиных ног,
И улица в два километра,
Секундой мимо пронеслась.
Но лишь ослабил я поводья.
И обрела реальность связь,
О чем, предупреждали, вроде.
Понес Таскун в ночную даль,
Узды, поводьям непослушен.
Ночи раскинувшая шаль,
Коняги одичавшей, ужас.
Такой полуночный сюрприз,
Я ход его направил в сопку,
Когда устал, направил вниз,
Натягивая повод. Толку,
Он удила новь закусил,
Уже по улице деревни.
Я, голову его крутил,
Сильнее сдавливал колени.
Цистерна оборвала ход.
Он, перед нею, резко встал.
А я, а я наоборот,
Я впереди коня упал.
Поездку дикую такую
До сей поры, я не забыл.
Подъехал к девочкам, гарцуя,
Конь шею гнул, копытом бил.

Опять язвительное слово
Слетело… словно в никуда.
Полопались мои оковы,
А я то думал, навсегда.
И утонуть, не утону я.
Умеешь, нет, а вдаль плыви.
Ошибки прошлой не минуя,
Обжечься вновь огнем любви.
И снова взгляд завороженный,
А сердце прыгает спеша.
И снова берег обнаженный
И обнаженная душа.

После дня, после ночи,
Правду путает ложь.
Ничего ты не хочешь,
Ничего ты не ждешь.
Никому не поверишь,
Среди всех – одинок.
Закрываются двери,
Прячет душу замок.
Даже щель не осталась,
Мне в любви не везет.
Не нужна чья-то жалость,
Жизнь прошла оборот.
Может счастья хотела?
Что прошло, не вернуть.
На ветру только тело,
Ветер бьется о грудь.
Постою, помечтаю,
Юность вспомню свою.
А увижу, растаю,
Потому что люблю.

Обидами огульными,
Обрывками любви,
Не заполняю память,
Стараюсь позабыть.
Но сам перед собою
Душою не криви,
Когда с тебя за прошлое
И некому спросить.
Разменною монетою
Укатится спеша.
И ласка и внимание,
Ни тем и не тому.
Зачем уйти торопишься,
Внутри себя глуша,
Все угрызенья совести,
Что это ни к чему.
Как облака далекие,
Так далеко ты сам.
От той тоски по прошлому,
Что все-то сердце жжет.
Любви обрывки разные,
Твоим подвластны снам.
Ну а обиды прошлые
И время не вернет.

Он был как все,
птиц слушал, просыпаясь,
О тайнах мирозданья шелестел.
И вдруг сорвался, полетел…
В огонь бушующих страстей,
и восторгаясь всем и каясь.
Где даль небесная светла,
на крыльях шалопая-ветра.
Он к солнцу яркому летел,
назад вернуться не хотел.
Чтоб тень по солнышку прошла,
вернувшись искорками пепла.
Но нет, упал на снег листок.
К дороге мокрой он приник.
Он о мечтах своих забыл,
потух и горделивый пыл.
Его в бескрайности дорог,
увез на скате грузовик.
А мнился гордецу полет орла,
Парил он гордо над планетой,
Где даже птица не была,
Где даль от холода светла,
Где пламя солнечного света.
Икару крылья обожгла.

Последние дни осени,
Простыл, не месяц май.
Озноб и жар, и простыню,
С утра, хоть выжимай.
И листопад закончился.
Лист в октябре опал.
А ветер дымом корчился,
Закатом зла пылал.
А кашель, – не откашляться,
Прививку ставил зря.
Болеть не очень нравится,
В начале декабря.
Привычки свои вредные,
Курить и пить, забыл.
Лишь вырезки газетные,
Из прошлого хранил.
О юности разбросанной,
По разным городам,
О девушке с прической,
Что потерялась там.
Где тело мощью пело,
Подпрыгни, – улетишь.
Упругим было тело,
Болезнь не уместишь.
А нынче, старой осенью,
По старости хромай.
Озноб и жар, и простыню,
С утра, хоть выжимай.