Анна Пенинская - Три стороны любви. Сердца поколений

– Твои родители даже не живут вместе. С чего им друг друга ненавидеть?

Давид жил со своим отцом, наверное, поэтому, не смотря на то, что он был долговязым и взъерошенным мальчишкой в смешных очках, он оставался самым популярным мальчиком школы. От него как-то веяло такой спокойной мужественностью и девочки это, конечно, чувствовали. Натали почему-то казалось, что все мальчики, которых воспитывают отцы, должны быть окружены такой аурой спокойствия и мужественности, даже если они выглядят как умника с олимпиады по физике. Натали всего пару раз видела его маму. Это была миниатюрная и суетливая женщина с короткой стрижкой и птичьими чертами лица. Давид взял от нее только цвет глаз – зеленый, как спелая трава. Во всем остальном он был как две капли воды похож на своего отца. Тот, правда, очень много работал, поэтому Натали не так часто с ним пересекалась, но он был очень приятным мужчиной. Она не говорила Давиду, но в глубине души понимала его отца. Ей тоже не слишком была по сердцу миниатюрная и нервозная женщина, которая была его матерью. Своего отца она понять не могла. Как могла быть кому-то не по душе Виктория? Для того, чтобы обидеть маму Натали, нужно быть полным идиотом и, значит, ее отец был полным кретином. Мама Давида не была даже красавицей. И она почти никогда и никому не смотрела в глаза и все время выглядела недовольной, наверное, с такой женщиной было бы сложно жить.

– Мама все время подкалывает отца, он долго делает вид, что не замечает этого, а потом взрывается. Они ругаются. И, когда ссора заканчивается, то в воздухе витает такое напряжение, что хоть ножом режь. Даже домой не хочется возвращаться, в такие моменты отец сам не свой.

– Радуйся. По-моему, все очевидно. Твои родители просто до сих пор любят друг друга.

Ей порой так нравилось выстреливать такими фразами, она напускала на себя умный вид и, должно быть, выглядела достаточно смешно или забавно. Но ей нравилось, что она была такая мудрая сова. Иногда, если уж честно, она даже репетировала вот такие, как ей казалось «мощные» фразочки перед зеркалом. Почти, как курение, только с фразами получалось чуть более удачно. Интересно, Давид был согласен с ее умозаключениями?

– Любят? Нат, ты часто бываешь очень проницательной, но не в этом случае, ты прости.

– Я знаю, о чем я говорю.

– Тебе легко рассуждать. Когда у тебя в семье все так хорошо и твои родители самая идеальная пара, из всех, кого я видел и встречал. Хотелось бы мне быть таким же. Или, чтобы мои родители были такими.

– Мои родители скоро разведутся.

Она произнесла это так просто, что Давид даже не сразу среагировал. А потом слез с балкона и потушил сигарету в банке с водой, которую Натали всегда держала, чтобы не кидать окурки на улицу. Она где-то прочла, что эти сигареты могут съесть птицы, котята или щенки и отравиться. Поэтому очень не лояльно теперь относилась к окуркам на асфальте. Не то, чтобы она ходила и собирала, пытаясь спасти голубей, но, по крайней мере, бросала на окурки не слишком дружелюбные взгляды и ей думалось, что свой вклад она внесла.

– Что ты такое говоришь?

– Ты не расслышал? Мои родители скоро разведутся. Они так остыли друг к другу, что нет смысла все это продолжать.

– И ты так легко об этом говоришь?

В его тоне сквозит непонимание. Но она улавливает так же и легкое восхищение. Он восхищается тем, как она просто не устраивает истерик и как зрело может мыслить такая хрупкая девочка, как Натали. Что еще нужно подростку в ее возрасте? Восхищение и признание ее величия и зрелости. Она готова растаять.

– Я считаю, что не нужно пытаться сохранить то, что уже разрушено. И мне хочется, чтобы мои родители были счастливы. Раз у них не получается сейчас быть счастливыми вместе, то почему бы им не быть счастливыми по раздельности?

Лицемерка. Какая же она тогда была лицемерка. Она просто красовалась перед тем, кто ей нравился. Она как будто бы смотрела на себя со стороны и ей нравился этот образ. Как будто бы она перепрыгнула из одного сериала, в котором сопливо думала, что с волосами Давида играл ветер, в другой. В котором она была мудрая девочка с равнодушным взглядом и сигаретой в зубах. Ей казалось, что у нее даже взгляд был такой, умудрённый горьким опытом, словно она уже столько всего повидала на своем пути. Она даже не может сейчас сказать, верила ли она тогда в то, что несла с таким умным видом. Может быть, она это все выплевывала по той причине, что не могла даже представить, что такое может произойти. Наверное, в тот момент такое развитие событий действительно казалось ей чем-то нереальным. Это, как с равнодушным видом вещать о смерти и о том, что ее ты не боишься. А на деле просто никогда не сталкивался с ней лицом к лицу. Кстати, этим Натали тоже грешила, рассказывая, что хочет умереть молодой, чтобы не быть морщинистой и старой. Правда, это было в семь лет. И, кажется, единственной, кто не покачал головой, тогда была ее бабушка. Та самая, которая не умеет печь пирожки и с которой общаться – пытка. Наверное, просто толком не слушала, что там говорила Натали, когда встала на стул и сначала мучила домашних своими стихами, которые выучила, потом песнями, а потом и вовсе стала философствовать. Может, просто бабушка оглохла от ее песен и поэтому философии не уловила, кто знает. Больше Натали не несла такой чуши, но, как выяснилось, она могла нести другую чушь с таким же «умным» выражением лица, как в семь лет.