Валерий Казаков - Портрет жены. Повесть о настоящей любви

Как это ни странно, она всё ещё была открыта. Это воодушевило меня. По сумрачному коридору холодного тамбура я добрался до её двери, привычно потянул на себя металлическую ручку. Но не тут-то было, дверь оказалась запертой изнутри. Несколько секунд я решал, как мне поступить, потом машинально поднял руку и несколько раз постучал по дверному косяку. С той стороны двери послышались чьи-то шаги, щелкнул крючок, что-то скрипнуло, и дверь распахнулась. Яркий поток света ударил мне в глаза. И в этом свете я увидел нахмуренное лицо молодой высокой женщины с пуховой шалью на плечах. Сзади, за её спиной и ближе к окну, сидела за столом ещё одна женщина, она что-то писала. Та, вторая, показалась мне моложе и привлекательнее первой.

– Мы не работаем сегодня, – пояснила та, что была старше, – книги разбираем. А вы приходите завтра с утра, если нужно.

В это время молодая подняла на меня глаза, повернулась ко мне в полупрофиль, и… меня как будто ударило током. Я узнал глаза Маргариты. Я понял, что не смогу забыть их никогда. Видимо, я всё ещё люблю её. И жизнь для меня снова обрела смысл. Я ещё не знал, как буду действовать дальше, что попытаюсь предпринять в следующий момент или на следующий день, но уже предчувствовал, что это мой последний шанс. Я не могу его упустить, не должен. Я ещё немного постоял в странной растерянности на пороге, потом извинился, отступил в тёмные сени и тихо прикрыл за собой тяжелую дверь. Потом шел по дороге к дому и повторял: «Я обязательно должен познакомиться с этой женщиной».

***

Утром на следующий день я проснулся необычно рано и долго лежал в кровати, восстанавливая в памяти весь вчерашний вечер. Почему-то он казался мне знаменательным. После него в моей жизни что-то обязательно должно измениться, – я это чувствовал. Когда в мою комнату вошла мать, чтобы позвать меня к завтраку, я посмотрела на неё смущенно, и спросил деланно равнодушным тоном:

– А ты, мама, не знаешь, кто у нас сейчас в библиотеке работает?

– В библиотеке? – переспросила мать удивленно.

– Да.

– Какая-то городская, новенькая. У неё ещё фамилия непривычная такая. Церковная.

– Ну? И какая у неё фамилия?

– Сейчас припомню, сейчас…

– А звать её как?

– Жанной звать, Жанной. А фамилия… Ну, непривычная такая. Ладан, кажется.

– Жанна Ладан?

– Да. Она, говорят, уже замужем была. Ребенок у родителей живет в Уржуме, а сама тут… Да ты больно-то на неё рот не разевай. К ней, говорят, ухажер из города ездит на иностранной машине. И курит она. Не нашего поля ягода. Таких здесь не любят.

Когда мать ушла, по привычке плотно прикрыв за собой дверь, я закинул руки за голову и долго лежал так, беспричинно улыбаясь. «Она свободна, – думал я, – это главное».

Потом с улицы пришел отец, сказал, что у него для меня хорошая новость. Он только что видел бригадира колхозных плотников Александра Петровича Галкина. Тот подрядился строить новый дом и согласен взять меня к себе в бригаду.

– Александр Петрович человек опытный, – убеждал отец, – он тебя всему научит. И углы рубить, и пазить выбирать, и фундамент из кирпича выкладывать. И бригада у него небольшая – три человека всего. Ты будешь четвёртым. Да и получают они прилично… А дома-то ты ничего не высидишь и на картинах своих ничего не заработаешь. Баловство это. Дурь. Так что соглашайся.

И я согласился. Я убедил себя, что это мне действительно нужно, что работа в плотницкой бригаде не займет у меня много времени, и возможность сходить на этюды я обязательно найду. А по вечерам буду наведываться в местную библиотеку. Присмотрюсь к Жанне Ладан – начну издалека, сначала стану примерным читателем, увлекусь трудами немецких философов и современных писателей. Начну рассуждать о прозе Марселя Пруста и Владимира Набокова (я давно заметил между ними какое-то скрытое сходство), а потом, как бы между прочим, прочитаю ей свое самое любимое стихотворение из книги Николая Гумилева «К синей звезде».

Она выслушает меня и всё поймет. Поймет, что я неисправимый романтик, что хаотическое нагромождение обыденной жизни вокруг меня – это чужая, чуждая мне среда, к которой я равнодушен. Что моя любовь будет самой искренней и самой сердечной, и эту любовь уже ничто не сможет разрушить, потому что вместе с ней разрушится вся моя жизнь.

– Так ты в бригаду пойдешь? – ещё раз спросил после завтрака отец, глядя на меня с печальной строгостью.

Читать дальше