Сергей Серванкос - Жить – не поле перейти. Сборник

– Что слабо! – не унимался ушастый, заряжая рогатку гайкой от болта – Так и скажи, что струсил, а то «дядя Егор, дядя Егор!».

Он натянул свою маленькую катапульту и выпалил в ближайшее окно, стекло с завораживающим звоном полетело на деревянный пол, рассыпаясь по нему серебристыми брызгами. Все затаив дыхание смотрели на это феерическое зрелище и когда эхо перестало звенеть братва присоединилась к своему капитану. Все, как заколдованные стали бить свежевставленные стёкла, кто пулял из рогатки, кто хватал, что попадёт под руку и швырял в окно.

Стеклянная вакханалия длилась не долго.

– Атас! Дядя Егор идёт! – раздался отрезвляющий крик, и дружная стайка кинулась врассыпную, кто в дверь, кто в окно. Серёжка и ещё несколько карапузов побежали к входной двери, в проёме которой уже показалась грозная фигура дяди Егора, кряжистого мужика с тёмными пышными усами.

– Эх, мать вашу! Щас всем ухи пооткручиваю! – орал дядя Егор, пытаясь поймать хоть одного сорванца, на всех парах несущихся мимо него на улицу. Но видимо из-за чрезмерного опьянения ему это никак не удавалось, от этого он сыпал отборным матом и всё более свирепел. Юркие пацанята один за другим проскакивали мимо него. Серёжка тоже чудом проскочил мимо широких лапищ дяди Егора, не останавливаясь помчался домой.

Забежав во двор, он юркнул в курятник и забился под насесты, тяжело дыша и слушая, как громко бьётся перепуганное сердце. «Ой, что теперь будет? Меня в тюрьму посадят. Какой я дурак, нужны были мне эти стёкла?» Маленькое сердечко судорожно трепыхалось в груди, и Серёжка испуганно ждал, когда дядя Егор войдёт во двор и открутит ему уши.

Время как будто остановилось, каждый звук во дворе заставлял биться сердце с удвоенной скоростью, но всему есть предел и сидению под насестом тоже пришёл конец. Серёжка осторожно выглянул в приоткрытую дверь и убедившись, что во дворе никого нет, выбрался наружу, озираясь по сторонам пошёл в дом.

Через пару дней после стеклянного побоища, когда страх, что всё раскроется и Сергея накажут, а самое обидное папа с мамой сильно расстроятся, когда его в тюрьму заберут, уже почти затих, одно событие вновь заставило детское сердце учащенно биться.

Серёжа гулял по двору и почти уже забыл о разбитых окнах, как вдруг увидел дядю Егора идущего уверенной походкой к их дому. «Это за мной» – ледяным холодом обожгла его разящая мысль. Быстро перебирая дрожащими ногами, Серёжка забежал в дом и залез под круглый стол, который стоял у одинокого окна. «А может он не к нам?» – но громкий стук в дверь сломал эту хрупкую соломинку.

– Кто там? – спросил отец Сергея, выходя из спальни.

– Это я Иван Лексеич, Трифоныч, по делу срочному к тебе.

– Проходи, садись! – и они сели за стол, под которым сидел не живой не мёртвый наш Серёжка. О чём шёл разговор Сергей не слышал, он затаив дыхание, ждал, когда скатерть на столе поднимется, его вытащат отсюда и поведут в тюрьму, предварительно открутив ему оба уха. И опять время замерло, сердце учащённо забилось, в ту же минуту кровь в жилах будто застыла.

Сколько так прошло времени история умалчивает, для маленького Серёжки это была целая вечность. Рано или поздно всё кончается, Егор Трифонович ушёл, оставив Серёжу под столом, он видимо даже не догадался, что опасный преступник у него под носом был, да, и зачем ему это, если он просто просил у Серёжкиного папы лошадь и телегу, чтобы перевезти дрова с лесопилки себе на подворье.

Сидя под столом, Сергей решил, больше никогда не бить стекло в окнах и не делать того, что загоняет под стол и заставляет прятаться.

«У Сифа также родился сын, и он нарек ему имя: Енос; тогда начали призывать имя Господа» (Бытие 4:26)

«Интересно, а какое имя у Бога? Начали призывать имя, а какое?» – думал Сергей и почему-то подумал о своём имени.

Ему очень нравилось имя Сергей, а также разные производные от него. Например, мама часто очень ласково звала его: «Серёженька или Сергунчик», но стоило провиниться, можно было услышать её грозное: «Сергей!». Соседский Генка при встречи всегда говорил: «Привет Серый!» и это обращение тоже очень нравилось Серёже, от него он чувствовал себя почти взрослым, поэтому услышав его, обычно засовывал руки ещё глубже в карманы и старался выпятить вперёд свою впалую, щуплую грудь.

Дедушка редко называл его по имени, а чаще говорил просто: «Внучек» а вот бабушка всегда по-доброму, с небольшим украинским акцентом звала его: «Серёжа», а иногда называла Ваней, но тут же спохватившись говорила: «Та шё я все путаю, Серёжа, а я тебе як батьку клычу».