Анатолий Мерзлов: России ивовая ржавь (сборник)

Уже состоялась жизнь, трудная и интересная: военные репортажи, ранения, потери друзей, тревоги – не состоялось семьи. Он так и не смог повторить ощущения той незабываемой крымской ночи. Танюша продолжала жить в старом родительском доме. Она ничуть не изменилась, если не брать в расчет грусть, умноженную на молчаливость. Он был рад счастью увидеть ее свободной, не обремененной памятью иной, чем та, что спаяла их навсегда той незабываемой крымской ночью.

Санаторный комплекс, обособленный неизвестной благостью, расположился в уютном распадке горного хребта, красиво сбегающего в море. Искрящаяся, в теплых еще солнечных лучах, бирюзовая гладь моря настойчиво требовала участия в сказочной идиллии, и отказать ей в этом не удалось бы даже самым отпетым сторонникам общений за карточным столом, или есть еще одна известная категория – любителей общения в застольях. Из наблюдения за пестрым контингентом нашего дома отдыха: и те, и другие сегодня сдались.

Благодаря редкому взаимопониманию, или, если попасть на прагматика, чудодейственному взаимодействию небесных и земных сил, могла произойти такая встреча. Она осталась в памяти стойким напоминанием витающего вокруг каждого из нас чуда, которого не ждешь, но которое оставляет в глубоких тайниках сознания надежду до самой последней возможности.

В первой декаде осени эти места отмечены печатью тихой печали по жаркому прошлому. Остановиться бы в этом, достойном благородства состоянии, да не испытывать на уязвимость созревшие ценности, но куда деться от постулатов прогресса – совершенство бесценно постоянным обновлением. Твоя радость, умноженная временем, приобретает иные формы – она-то и способствует сохранению закона извечного круговорота.

Подошвы хребтов ласкались в усыпляющем накате волн, оставляя место парящим под солнцем языкам отмели. Немного поодаль расположились ведомственные постройки с геометрическими рядами деревянных лежанок. Подавляющее большинство быстро приобщается к благам цивилизации – здесь всегда очень много народа. Разнокалиберные торсы, далекие от комплексов своего содержания /решусь назвать их курами-гриль/ целенаправленно, в той же механической последовательности, оттеняли красками иллюзорной красоты безнадежную мертвенную бледность. Да и что может сотворить отдых, в сущности, миг в безнадеге нескончаемых забот?

В сторону, чуть поодаль на дикой отмели, не тронутой участием человеческого разума, в гордом одиночестве застыло несколько фигур. На расстоянии, умышленно выбранном для единения с самим собой, они, со всей вероятностью, предавались мыслям, не желая иметь постороннего раздражителя. Казалось, это люди, особенно уставшие от суеты скоплений больших поселений, может быть, шумных производств. А что вероятнее всего, обремененные какими-то душевными терзаниями. Не все кажущееся с лету одним, перестает быть таковым при более тщательном подходе. В нашем случае все оказалось подверженным навязшим в сознании законам пресловутого человеческого общежития.

Со стороны массы позирующие одинокие фигуры удостаивались пренебрежительных взглядов: «Кто не с нами – тот против нас» – мы их опустим. Но вот одна из них, явно в другом смысле магнитила взгляд предающихся убийственной неге. На отвороте головы, как-то еще стараясь соблюсти такт, они косились на совершенство женского образца. В предвзлетной позе лебедя, она исключительно в восходно-закатной фазе светила, горошком купальника создавала определенный комфорт для глаз. И так повторялось с полмесяца, пока свежая плеяда вновь прибывших не влилась в компанию немых созерцателей.

Одни уезжали, удовлетворенные побывкой, со снимками, пополнившими тематические коллекции собственной персоны, другие насыщали лежанки теми же элементами поиска, рождая цветные несовершенства под покровом безжалостно обжигаемой кожи.

Ее тело, в отличие от гриль-подпалины, на глазах превращалось в шоколадный образец. Стройность, подчеркнутая цветом, в сочетании с классическими пропорциями, вызывала откровенное восхищение, теперь и за обеденным столом. Все уже знали ее имя. Звали ее необыкновенно сказочно – Ассоль. Общение с ней обычно заканчивалось на уровне реплик. Не один, и не два курортных ловеласа разбили лоб о глыбу ее неприступности.

Истинная Ассоль, в лучших традициях Грина, неслышно входила в обширную столовую, вечно гудящую пустословием. С ее появлением, как по мановению невидимого режиссера, все пространство замирало и молчало до поры увлечения Ассоль едой. Можно догадаться, о чем возобновлялось застольное словоблудие. Строились версии о ее высокой принадлежности, но тут же разрушались практическими рассуждениями знатоков элитной сферы.