Последний денёк выдался особенно погожим. Георгий и Таня шли по кромке пшеничного поля. Золотые колосья, словно гладь моря, перекатывались то влево, то вправо, игриво заманивали, звали. Танька зажмурилась и поцеловала Георгия.
– Можно, я буду называть тебя Гоги?
– Можно. Меня так мама называет.
Внезапно теплый и ласковый ветер не на шутку разбуянился, также вдруг первые крупные капли с горячего, еще не остывшего неба обрушились на землю. И начался настоящий ливень! Танька и Георгий засмеялись, заметались, не зная, где укрыться. Старый, полуразвалившийся не то амбар, не то житница стоял на краю поля. Они, уже мокрые насквозь, забежали туда, продолжая хохотать. И им было светло и радостно, и они любили друг друга так же.
Вернулись в Москву: Георгий – к себе в общагу, а Таня – домой. То, что с ней что-то не так, Таня почувствовала сразу: по утрам тошнило, пока чего-нибудь не схватишь в рот, а грудь не влезала в привычный бюстгальтер.
– Танька, не кусошничай! – ворчала мать. – Нормально сядь и поешь!
Легко говорить: «не кусошничай»! Что поделать, когда тошнит так, что аж в глазах темно. И вот ведь удивительно: как в рот возьмешь чего, сразу и проходит.
Первой Таня решила сказать маме. Как-то вечером, во время ужина, она невзначай спросила:
– Мам, а ты кого б хотела: внука или внучку?
Танька намазывала варенье на хлеб и облизывала сок, стекавший по пальцам.
– Я? – улыбнулась мать. – Наверное, внучку – я уже все знаю… А пацан – это другой мир… на любителя, – почему-то ответила она.
– Ну, вот, если б я тебе сказала, что у тебя будет внук или внучка?
– Если б!
– А без «если б»?
– Ты, дочка, если думаешь, что я дура старая, то глубоко ошибаешься! Может, я, конечно, и старая в твоих глазах, но точно не дура! И все я, Таня, уже давно заметила! Думаю: когда эта дуреха мне скажет? – мать улыбнулась и обняла дочь за плечи. – Ну а папаша-то имеется?
– Имеется… – вздохнула Таня. – Только не знает…
– Ну так скажи – и узнает! А если в кусты побежит, то и управу найдем!
– Я думаю, не побежит, а скорее прибежит. Порядочный! – добавила она.
– Порядочный! – хмыкнула мать. – Все они, сволочи, порядочные!
На следующий день Танька с Гоги пошли к Вовке Марченко в общагу пить хорилку, закусывать салом и орать песни.
Танька прижалась к Гоги и шепнула ему на ухо тихо-тихо:
– Я беременна.
– Я знаю, – так же тихо ответил он.
– Откуда? – удивилась Таня.
– От тебя молоком пахнет.
Танька улыбнулась и зажмурилась от счастья.
Знакомиться с мамой было решено идти в воскресенье. Гоги купил цветы и коробку конфет «Аркадия». Он подумал, что было бы лучше взять сыр и вино, что прислала мама, но постеснялся.
Танина мать опешила, увидев гордый профиль «кавказского орла». Она ждала Васю или Петю, но точно не Гоги!
– Приезжий, значит… – вместо «добрый вечер» сказала она. – Ну проходите. В ногах, поди, правды нет!
Обстановка была напряженной. Мать не скрывала своего недовольства. Стол был накрыт, но кусок не лез в горло. Гоги заметил портрет мужчины за стеклом серванта.
– Это твой папа, Таня?
– Да. Он погиб.
– Танин папа был ликвидатором на Чернобыльской АЭС, умер в муках через полгода. Мне дали медаль, грамоту и сорок рублей за потерю кормильца. Так что выпало мне… на долю… А ты? Кто твои родители? Расскажи о себе.
– В Тбилиси у меня мама и младшая сестренка. Папа умер, когда она только родилась, так что она его даже не знает. Маму зовут Манана, она работает медсестрой на скорой, сестренку – Инга, – Георгий помолчал немного, а потом откашлялся и робко спросил: – Ну, я пойду?
Танькина мать аж поперхнулась:
– Пойдешь? Куда это ты собрался? Все, милый! Завтра же в ЗАГС! Не дам ребенку без отца вырасти. Хоть ты и понаехавший, но делать нечего. Пропишу тебя, но временно, конечно. Жить будете в Танькиной комнате – и точка!
Временная прописка – изобретение советского строя, как бы проверка на вшивость. Законных жен и мужей еще и дополнительно тестировали на прочность: подходит – не подходит. Временную прописку можно было даже продлить, тем самым продлить и отношения.
В начале июля Таня родила прекрасную здоровую девочку. Девочку назвали Марго. Таня посмотрела на нее и запомнила, могла отличить из тысячи младенцев, хотя говорят, что они все на одно лицо. Но и в самом деле Марго была не такой, как все: глазки у нее были темные, большие вишни. Марго смотрела так, будто все про всех знала, только сказать не могла. Пришли домой. Бабка свихнулась от счастья, носила Марго, с рук не спускала. Вечером, после суматошного дня, сели пить чай.
Читать дальше