Роман Камбург - Сабрес. Истории со Святой земли

– Сейчас пойдёшь с нами… Только тихо… без фокусов.

Эли кивнул и добавил: – Да, сэр.

Коренастый кивнул, Эли встал, и его вывели через второй выход в комнате в полутёмный коридор. Там он столкнулся лицом с кем-то, идущим навстречу. Тот выругался на неизвестном Эли языке. Коэна подтолкнули сзади и приказали: «Вперёд! Быстро!». Он почти бежал, насколько позволяли силы и разбитые ноги. В самолёте он спросил:

– Куда летим?

– Сейчас в Москву, – прозвучал ответ коренастого.

Коэн уснул мгновенно, и только толчки в спину пробудили его через несколько часов.

Всё развивалось настолько быстро, что уже вечером Беня позвонил Кагановичу:

– Лазарь Моисеич, он здесь.

– Спасибо тебе, дорогой… мы с тобой поработали на славу… и как он?

– Ну, вы сами понимаете, после дамасской военной тюрьмы….

– Да, конечно, дадим ему отдохнуть. А в конце недели организуй встречу.

– Нет проблем, Лазарь Моисеич.

Коэн находился в маленьком спецобщежитии КГБ на окраине, за Садовым кольцом. В комнате с ним жил парень, сносно говоривший на английском. Им каждый день приносили свежие газеты, в комнате стоял телевизор. Кормили хорошо. Эли отсыпался от тюремной усталости. Спал по четырнадцать часов в день. Сначала его осмотрел врач. На раны накладывали повязки. Давали пить лекарства, кажется, витамины. Эли не задавал лишних вопросов, хотя так хотелось спросить, как Моссад вызволил его. И ещё его интересовало: «Почему Москва?». В те годы Москва не очень жаловала Иерусалим. Но как опытный разведчик, он знал, что сейчас не время для вопросов. Пусть ОНИ начнут его спрашивать.

Дня через три они начали. Райкович приехал, и они с Эли уединились в учебной комнате общежития. Райкович был не только разведчиком, но и психологом. Разговор с Эли (после первых вопросов о здоровье) он начал с предложения написать письмо жене. Когда внимание Эли переключилось на эту тему, Райкович почувствовал, что ведёт беседу в нужном направлении. Израильтянин раскрылся, начал жаловаться на отсутствие связи с семьёй больше месяца. И вдруг, совершенно неожиданно, он нанёс Райковичу ответный, совершенно профессиональный удар

– Ситуация находится под контролем Моссада? – спросил израильтянин, и вонзил свои иссиня-чёрные глаза в глаза Райковича.

– Нет, под нашим контролем.

В конце разговора Райковичу предстояло самое трудное – договориться о встрече с Кагановичем. Эта короткая часть беседы должна была пройти обязательно наедине, без посторонних «ушей». Все помещения «общежития» и машина исключались, разумеется. План у Райковича был заготовлен заранее. Он накинул шинель и пригласил Эли следовать за ним. Когда подошли к выходу и часовой вытянулся перед генералом, Райкович пропустил Эли впереди себя, а часовому сказал:

– Мне нужно проверить, как быстро он умеет сменить колесо в машине.

– Есть, товарищ генерал.

– Мистер Коэн, – сказал громко Райкович у входа, не для часового, тот не понимал ни слова по-английски, а для системы записи разговора, – я хочу посмотреть, как быстро вы меняете колесо в машине. Вон стоит моя машина, я засеку время, а вы смените заднее колесо, – и быстро, почти бегом, погнал Эли к своей «Волге».

– Мистер Коэн, пока вы меняете колесо, я должен вам кое-что сообщить. Вы слушайте и продолжайте менять. У нас есть несколько минут. Сильно не торопитесь. Одна важная персона желает встретиться с вами. Встреча должна быть абсолютно секретной. Мы – люди одной профессии, и понимаем, что такое «абсолютно секретно». Я заеду за вами через два дня, в пятницу, перед обедом. Ни о чем не спрашивать. Беспрекословно слушаться меня. Хорошо выглядеть. И быть максимально осторожным, как вы были в Дамаске. – Райкович перехватил взгляд Коэна и улыбнулся, – Вы справились с колесом за шесть с половиной минут. Поздравляю.

Каганович нервничал перед встречей не меньше Коэна.

Коэн не владел информацией.

Каганович боялся всевидящего ока разведорганов, боялся генетическим страхом, вошедшим в него лет сорок назад, если не больше.

Коэна сразили слова Райковича «под нашим контролем». Он размышлял над ними все эти дни до встречи.

Каганович был до сих пор неспокоен, а смятение чувств никогда к добру не приводит. Тем более, что это будет не встреча один на один, с глаза на глаз, чего он страстно хотел, а вместе с Райковичем, потому что языковый барьер делал её невозможной. Райкович будет в роли переводчика, свидетеля, наблюдателя.

Они встретились в том самом кафе на Котельнической набережной. Райкович волновался не меньше двух своих клиентов, своего благодетеля, незабвенного Лазаря Моисеича, и одного из сильнейших агентов Моссада Эли Коэна. Когда он говорил про секретность, то понимал, что в первую очередь осторожным должен быть он сам. Накануне вечером он навестил это кафе, проверил ситуацию на месте, убедился в отсутствии видеокамер и «жучков». Тщательно разработал версию перед начальством о необходимости частных контактов с Коэном. Он понимал, что уже одна их принадлежность к иудейскому племени делала всё это весьма подозрительным для КГБ. Он сменил два такси, а потом стояли минут двадцать на морозе, поджидая, кто их подхватит в район Котельнической. Райкович попросил высадить их около старого дома, расплатился, и дворами они пошли пешком на условленное место. В Москве резко похолодало. Коэну был непривычен пятнадцатиградусный мороз с северным колючим ветром. Райкович предусмотрел и это. Приготовил для Эли тёплый полушубок и сапоги на меху, варежки, ушанку. Израильтянин довольно забавно смотрелся в таком одеянии.