Исраэль Шамир
СОСНА И ОЛИВА
или
Неприметные прелести Святой земли
ISRAEL SHAMIR
PINE AND OLIVE
OBSCURE SIGHTS OF THE HOLY LAND
Say of your brothers: my people,
and of your sisters: my loved one
Hosea 2:1
Скажите братьям вашим: мой народ,
И сестрам вашим: утешение мое.
Осия 2, 1
Первое издание этой книги, ставшее раритетным и культовым, вышло в 1987 году. Вскоре после выхода книги начались два процесса, изменившие Израиль. Вспыхнула интифада , восстание палестинцев против режима апартеида. Когда восстание не удалось подавить, власти начали «мирный процесс», который привел к созданию автономии на небольшой части территории страны, но так и не решил застарелые проблемы общества. Второе издание выходит в дни новой вспышки интифады, и с большой вероятностью можно предсказать: это не последнее кровопролитие на Святой Земле.
Вторым процессом были преобразования в России, направившие к нашим берегам миллион россиян. Возникла мощная русская община, у меня появился новый читатель, ради которого стоит стараться. Появился и читатель в России, готовый непредвзято познакомиться с необычным ракурсом.
У меня был соблазн переписать книгу заново, с учетом этих факторов, но у книги, как у человека, есть своя жизнь, и подобные изменения могли оказаться летальными. Поэтому перед вами – та же книга, которую полюбили читатели конца восьмидесятых годов, с минимальной правкой. Ведь глубинные, основные проблемы и прелести Святой Земли мало изменились с тех пор.
Исраэль Адам Шамир,
Яффа, 2003
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ИСТОЧНИКИ И СВЯТЫНИ. НАГОРЬЕ
ГЛАВА I. ДЕРЕВЕНСКИЙ РОДНИК
«Летом пересыхает наша страна, и только в глубоких долинах, вьющихся меж гор, продолжают бить родники. Осенью крестьяне обивают маслины и собирают виноград. Зимой зеленеет пустыня, и бедуины ведут стада на восток. Весной цветет миндаль, снегом покрывая холмы. Улицы городов наших узки, дома сложены из камня, рыцарские замки торчат на вершинах».
В отчаянии роняю перо. Кому будет понятен мой рассказ о темных, неуловимых, потаенных прелестях Святой Земли? Не о знаменитых и прославленных храмах, куда стекаются миллионы паломников, но об ее нехоженной глубинке, в двух шагах от главных дорог? Кому будет понятна абсолютная причастность, влюбленность, одержимость моя ее масличными деревьями, смоковницами, родниками, террасами, коренными обитателями ее – и моя оторванность, нездешность, пришлость в этих местах? Можно ли сказать это по-русски? Ведь только в наши дни, стараниями Фазиля и Чингиза русский становится языком всемирным, пригодным для описания обычных чувств жителей необычных мест. Нет у меня и веры в общность жизненного опыта моего и читательского, столь нужной с тех пор, как перестали составлять книги на языках мертвых и бессмертных, безместных и универсальных – слишком давно оказался я в этой Земле, где едят лотос пополам с хуммусом. Но я не могу и отказаться от частицы себя, от своего заморского рождения, от своей русской общины Палестины, и избрать другой язык.
Я родился, как и ты, мой читатель, в холодной стране ржи, картошки и молока, и нет у меня удела в стране маслин, смоквы и винограда. Молодым парашютистом я бегал по закрытой со всех сторон долине Мардж-Саннур, где белый туман лежит по утрам на земле новогодней оконной ватой, и за колючей проволокой военного лагеря видел крестьянина, боронившего сохой землю круг масличных деревьев. Ах, как я завидовал ему, Дауду из Бет-Лахма, Элиасу из Хизмы, Ибрагиму из Абуда! Почему мне не было дано родиться в доме у источника, на склоне холма, по которому разбегаются козы, рядом с виноградником! Почему мне было суждено оказаться в городских гетто? Если б можно было перебежать – от поселений и городов, застывших в круговой обороне, к этим селам, славным маслинами и виноградом, – клянусь, я стал бы перебежчиком. «Уличенный в высокой измене, под кривыми мечами батыров коснулся б земли» – писал другой изменник своего народа, пишущий по-русски Олжас Сулейменов.
И вдруг я понял, что остался один, и потерял даже простейший резон писания по-русски. Увы, я утратил и тех читателей, кто, как и я, уехал из России в Святую Землю на широком гребне весны народов. Большинство моих двойных соотечественников, русских евреев в Израиле, не видали родников в пустыне и не пили кофе с феллахами. Я представляю себе тебя, мой израильский русский читатель. На пенсии, под семьдесят, инженер из Днепропетровска, учительница из Одессы, мирно живущий/ая в многоквартирном доме –
Читать дальше