Дмитрий Босяченко - Один день. Сборник новелл

Может быть и ничего не будет? Только вот, как тогда прожить без новостей?

Я бывалый стоический участник очередей: больниц, поликлиник, социальных служб, администраций, рынков и магазинов. Раньше, когда мама чаще брала меня с собой, я мог подслушать десятки чужих жизней, побывать в них самую малость. В этих забавных разговорах могли обитать здесь по соседству с великими простые люди. Совсем рядом. Так плотно, что иногда зарождается что-то новое. Как Вселенная во время большого взрыва! Анекдоты, страшные подлинные истории, пророчества, слухи и сплетни, легенды и мифы, целые миры – все в одной куче: и простой народ, и президенты, и благодетели, и террористы. Как ни странно, я любил очереди…

Вот и сейчас, отстояв полуторачасовую, мы в награду получаем груду бумажек, которые мама сжимает скрепкой. Кладёт их в файл, и мы движемся дальше. К центру через мост, по которому раньше ходили трамваи. По тротуару, выложенному булыжником.

Мы заходим к маме на работу. Сегодня не её смена, но «Валька обещала отдать долг». Я жду в подсобке магазина. У Вальки в этом месяце много штрафов и потому она отдаёт лишь часть суммы – это значит сегодня никакого «Альпин Гольда» вечером с чаем. Да ну и хрен с ним! Мама не ругается. Не расстраивается, не сердится на подругу. Это нормально.

Мы идём в магазин за едой, за туалетной бумагой «зайка», которая что наждак, за чаем, кофе, молоком, зубной пастой и «Альпин Гольдом», конечно. У неё всегда находится небольшая заначка. Мы будем пить горяченный чай со сладким, как любим. Вместе. Вдвоём.

– Спасибо! – я.

Она улыбается как-то по своему – больше глазами, а губы очень, очень забавно посмеиваются отдельно… будто сами по себе.

Мне кажется, что глаза говорят с самыми близкими, а с помощью языка, рта, губ рождаются нужные слова для окружающих. Так остаётся нетронутой сокровенная тайна влюблённых сросшихся душ и сохраняется обычный порядок среди чужих друг другу людей.

Потом мы гуляем. Просто так. По парку. Иногда заговариваем о книжках или фильмах. Молчим. Она останавливается и смотрит на небо. Говорит:

– Знаешь, а ведь свет такой разный. Постоянно. Каждый день, даже если стоит безоблачная погода, он отличается от самого себя прежнего. Порой достаточно посмотреть на него под определённым углом, заметить его переменчивость и он уносит тебя в какие-то далёкие воспоминания или чувства – туда, где свет когда-то был таким же. Такое вот путешествие во времени. С помощью света. У тебя бывает такое?

Я не знаю, как ответить. Но ощущаю, что ощущаю, о чём она говорит. Я знаю, что это, когда за окном зима, а свет льётся не прозрачно-матовый и сверхяркий в отблесках, а лёгкий и цветной, как летом, и вот ты уже в деревне на каникулах.

– Бывает.

Мы возвращаемся домой. Нас не было несколько часов. Мои ноги приятно ноют от долгой и полезной ходьбы и я усталый закрываю глаза и плюхаюсь всем весом на кровать, где я лежу сейчас… где открываю глаза. Моё путешествие окончено.

И я по-прежнему один.

Я простила его. Злилась и кляла, но простила. Очень скоро. Наверное, потому что давно предчувствовала и, затаившись, ждала. Не послушалась, в общем.

И потом снова ждала. Надеялась, что он вернётся.

Я и сейчас его жду. До сих пор сердце легчает на секунду, теряет вес, как в вакууме, когда вижу в толпе знакомую фигуру. Незнакомца, похожего на твоего папу. Только похожего.Совсем не похожего, по честности. Глаза выдумывают схожесть, а я подчиняюсь им сознательно. Потому что сердце тогда отпускает и я выдыхаю.

Самое больное в жизни это разрыв. Когда сросшиеся души разрывают надвое беды и обстоятельства – обстоятельства и есть наши главные беды, то обе половинки начинают медленно угасать до полной погибели. Но не бывает такой силы – способной устранить незримый клубок нитей окончательно, тех сосудов и вен, что питали прежде единый организм. Они натягиваются, но не рвутся. Так и мы с твоим отцом остались связанными. Навсегда. Я «слышу» его сердцем. Даже если человека уже нет в живых – связь остаётся, покуда не уйдёт второй. Таков закон.

Потом обстоятельства и страдания принялись мучительно разрывать нас с тобой. Беды сплачивают какое-то время, но после…

На первое место вышла твоя… болезнь. И ты и я отдавали все силы, внимание, разговоры ей. И скоро вместо любви к тебе у меня остались только долг и жалость. Мне стало противно быть собой! Я пыталась заставить относиться к тебе, как прежде до болезни, но смотрела на то, как ты лежишь в кровати и радуешься лишь тому, что можешь немного пошевелить головой, руками пока твои друзья во дворе гоняют мяч, слушала, как ты врёшь бабушкам по телефону, рассказывая о том, что почти здоров, что можешь сидеть, подниматься самостоятельно, и рыдала. Я не понимала, откуда берётся у тебя столько мужества и почему его нет у меня. Я жалела тебя, а жалость не должна быть первее любви. Настоящей материнской любви. А любить из жалости… разве ты родился для этого?