Андрей Рощектаев - Верховный Издеватель

Какое ещё нужно наглядное доказательство, что Сергий Радонежский – всё-таки "верховный" русский святой! Что именно он у нас всем невидимо управляет.

У Натальи Сергеевны, похоже, всюду были знакомые. Ездить с ней по святым местам – значило, видеть эти места в каких-то новых, прежде недоступных ракурсах. Вот и сейчас она договорилась с отцом П. сводить группу на лаврскую колокольню. Так и побывали нежданно-негаданно на одной из величайших звонниц России. 88 метров была её общая высота – правда, площадка, до которой долезли, располагалась где-то на 50-метровой отметке: дальше – уже куранты.

Поглазели на знаменитый 72-тонный колокол – самый большой в мире из действующих. Несколько лет назад, еле-еле, с предосторожностями, его смогли привезти из Петербурга, заранее проверяя по дороге все мосты. Он звонит несколько раз в год, по праздникам: только чтоб раскачать язык, нужно восемь человек!

Бывает особое, почти сказочное удивление, когда видишь предмет, вроде бы, знакомый – но невероятной величины. Перед этим колоколом все испытывали минутное замешательство: примерно такое, как если б человеку преподнесли книгу размером с автомобиль или карандаш размером с копьё. Он был так велик, что под ним поместилась вся их группа.

– Гляди! Лавра – корабль, а мы – на мачте! – первым свесился с перил пират Ромка. И прищурился одним глазом, по своей давнишней привычке.

Ближе всего, у подножия (смотреть надо отвесно вниз!), была сама Лавра – беленькое "лукошко", как назвал её польский пан Зборовский, пока осаждал… правда, взять лукошко ни он, ни кто другой за всю историю не смог. В лукошке лежали купола. Всё получалось наоборот: внизу – несоизмеримо маленькие, игрушечные храмики и часовни… – всё, что должно бы быть большим, но поместилось на миниатюрном стенде Земли. А здесь – "колокольчик" размером с целую часовню… как-то поднятую в воздух, висящую как будто ни на чём!

Да, странно видеть церкви, в которые только что заходили, далеко внизу под собой. Только что мы были меньше их – как букашки, а теперь они меньше нас: все на ладони поместятся. Будто они превратились в собственные макеты на аккуратно прибранном музейном столе.

Красивей всего смотрелись грандиозные, пузатые, звёздчатые купола Успенского собора вровень с пролётом колокольни – близкие, как ёлочные шары перед глазами ребёнка. Боковые синие ясно отражались в центральном золотом, как в кривом зеркале.

Дорожки у подножия соборов, казалось, разлиновали цветными мелками – вроде как для игры в классики. Оказывается, брусчатка была везде разная: с огромной высоты это смотрелось удивительно красиво и, одновременно, странно. Всё такое полосатое, пёстрое, детское.

Дальше раскинулся во все концы сам городок Сергиев Посад. Он был таким зелёным, что казалось, Лавра выросла посреди сада или холмистого леса. Пока не поднялись так высоко, трудно было даже представить, что в городе, кроме лавры, ещё столько церквей! Весь пейзаж: холмы, овражки да купола – и опять холмы, и опять овражки… малые домики в гуще больших деревьев – и среди них, как ёлочные игрушки, всюду что-нибудь да мерцает. Городок-то невелик, а лавра, оказывается, рассыпала по нему свои отростки, как кустик клубники.

"Да нет, это уже не при лавре, это обычные городские приходы", – пояснил монах.

"Столько приходских храмов! – поражались гости. – И что, на всех хватает людей!? Да, у вас, действительно, святой город!"

Малые огоньки всё мерцали и мерцали над святым городом. Искры дальних куполков так ощутимо дрожали в солнечной дымке, что сходство со свечками становилось просто неотразимым! Везде вокруг Лавры – свечи-свечи. Будто она – один большой мощевик Сергия Радонежского

Такая красота… что кажется, уж в этом-то городе люди точно живут без ссор, подлостей, глупостей, горя. Будто здесь настоящие люди – как мы в детстве представляли себе Людей. Как мы представляли себе Жизнь. Простую, как небо. Без глупых обманов. Счастливую – потому что несчастья не бывает . Ровно такую, как ты хочешь – потому что все же хотят хорошего… так зачем бы ей быть такой, какой никто не хочет!

В детстве мы были проницательней, мудрее: мы просто ясно, как день, видели мир до грехопадения… только не знали, что это так называется.

За час до прощания с Лаврой перед самым закатом хлынул грибной дождь. Весь мир, как новогодняя ель, украсился золотой мишурой. Рассыпчато-мокрое солнце реставрировало помутневший от зноя пейзаж. Мерцающий свет изгонял духоту, как бесов. Искристым воздухом стало легко дышать, а от щекотных разрядов на теле при попадании капель легко смеяться. Миллионы метеоров-смешинок несли и несли с небес радость – свежую, не успевающую на лету испортиться. Капли невероятно звонко тенькали о шлемы куполов. Пунктирные золотые линии с неба пересеклись с золотыми линиями крестов. Соединили пол и потолок Великой Церкви мироздания.