Эдуард Лобас - Подглядывая в окна

Амфетамин всё сильнее и быстрее доходил до головы. Он очень быстро разогнал кровь, сердце работало с сумасшедшей скоростью.

– По второй? – вновь спросила Лика.

– Нет, детка. Не в этот раз. И так классно, – промямлил я, переводя дыхание. Сердце всё нагоняло скорость.

– Будет ещё лучше. Ещё круче, – она говорила медленно и спокойно, но в голосе чувствовалось дикое возбуждение.

– Нет. Лика, я хотел сказать…

– Заткнись! Не напрягай меня, – она всегда резко пресекала мои подобные разговоры. Плевать.

Молчу. Всё зашибись.

Я кивнул, а Лика довольно улыбнулась и отхлебнула из бокала. Да, она могла много пить. Она курила. Она баловалась спидам. Но у неё были тормоза. Она бы никогда не села на иглу. Почему? Да потому что её слишком жаль своей идеальной кожи, чтобы протыкать её иглой ради мимолётного кайфа. А так – она тянула из жизни всё через тонкую соломинку синего цвета. Тянула просто так и не искала в ней ответа. Вот, наверное, что меня в ней привлекало больше всего! То, что с ней не нужно искать ответ на давно затрахавшие тебя вопросы.

И именно поэтому меня всегда волновал один важный и дурацкий вопрос – существовала ли она на самом деле? У меня не было ни её номера телефона, никакой другой информации о ней. Я знал только то, что каждую субботнюю ночь мы с ней встречаемся здесь. Ровно в тот момент, когда она пьёт третий бокал джин-тоника. Я знал, что между нами есть только амфетамин и секс. Была ли она плодом моего убитого воображения? Была ли она настоящей? Или я просто был

слишком пьян? Это не имело значения. Важно было только то, что раз в неделю есть мы. И ради этого стоило жить и умирать.

А вокруг всё плыло. Всё сливалось в одну расплывчатую картину какого-то обдолбанного экспрессиониста. Какого-нибудь грёбаного Мунка, Грюневальда или Эмиля Нольде. Люди были будто нарисованными дурацкими неровными мазками. Сердце колотилось так, что я чувствовал каждый удар. Я посмотрел на Лику. Она, казалось, повела бровью или подмигнула. Было уже не разобрать. Я закрыл глаза. Затем был щелчок или шлепок. Или целый грохот. А потом – звон в

ушах. Я открыл глаза. Увидел сначала потолок, а потом бармена. Он помог мне подняться. Лики не было. Если она вообще была, если она вообще существовала. Бармен протянул мне стакан с минералкой и вяло улыбнулся. Обычная суббота.

У Хмурого всегда можно найти пару джоинтов. Именно поэтому сегодня вечером я был у него. Мы тянули наперегонки, закашливались и выдыхали в бокалы с коньяком. Эти же паршивеньким коньяком, купленным мною по пути к Хмурому, мы запивали ядовитый дым. Я нещадно сверлил в потолке дыру к соседям сверху, надеясь, наверное, что прорвусь в комнату какой-то нимфы с широкими бёдрами и налитой грудью. Да…

Хмурый же на третьей затяжке погрузился в себя и залип в бесконечность белого потолка. Ну и хер с ним. Наркоман долбанный. Всю жизнь под чем-то. На последнем напасе он вообще вышел из этого мира через какую-то дверь и раскинулся на диване, начав водить перед своим лицом руками. Слава богу, что не сальвия снова.

Ладно, пусть отгнивает.

Я влил в глотку остатки коньяка прямо из горлышка бутылки, сделал ещё затяжку и бросил джоинт дотлевать в пепельницу. Затем встал с дивана. Повело. Чёрт. Я закрыл глаза, досчитал до десяти, и… блядь, не помогло. Ладно, доползём. Я решил уйти по-английски. Хмурый, всё равно, меня не воспринимал. Он где-то с кем-то из братьев Марио спасал принцессу от грибов, похоже. Коридор у Хмурого был всегда чистым. Наверное, самое приятное место в его квартире. На тумбочке у входной двери стояла непрозрачная пепельница в виде бегемота с открытой пастью. Я точно знал, что там можно было найти штакет-другой. Я запустил руку бегемоту в пасть. «Camel»?

Я принюхался, посмотрел на сигарету. Ой, не «Camel» это был. Ой, как не «Camel». С этой радостной мыслью я вытащил из внутренностей бегемота ещё одну такую же «сигарету» и переместил парочку весёлых сигарет в свою пачку. Я набросил куртку, обулся и отправился из дома Хмурого. Куда я направился? Вперёд. И абсолютно не имело значение, где это и что там.

Город захлёстывало волной ночи. Красивые девочки щёлкали каблуками по снегу, сжимаясь и греясь от сигаретного дыма. И каблучки их мяли снег в сторону ближайших ночных клубов.

Девочки поудачливее пили шампанское и курили дурь в лихо рассекающих зимнюю мерзость на дороге тонированных иномарках. Модные и самонадеянные студенты с весёлыми лицами направлялись тратить полученную стипендию на девочек и выпивку. В общем, город наполнили пустые и бесцельные люди.