Александр Приходько - На празднике жизни. Серия «Ангелы Эво». Книга вторая

Пашка осторожно спускается в это таинственное место и перед ним открывается диковинная картина странного общежития. Вокруг костра сидят и ходят люди, не очень, как кажется, озабоченные своим внешним видом или, наоборот, желающие сделать вызов современному обществу, показать свое безразличие к нему. Это не какие-то бомжи в заношенной одежде, а довольно экстравагантно одетые личности. Главная стилистическая идея – отсутствие какого-либо стиля. Во все проявляется цветастая нелепость. Тут красный пуховик контрастирует с черной атласной рубахой и белой бабочкой, болоньевая куртка с модной шляпкой, длинное в цветочках платье с синими резиновыми сапогами, спортивный костюм с генеральской фуражкой, а вязаная шапочка с халатом и валенками. Хотя, летнее утро выдалось довольно теплым. Эти несуразно одетые вещи, скорее не для того чтобы согреться, а укрыться в них как в кокон, от чужого мира.

Трудно представить какие судьбы свели этих людей вместе. В их лицах просматривается усталость от ожидания чего-то очень для них важного. И эта надежда еще теплится, потому что взгляды не потухшие, нет в них отчаянья и злобы.

Пашка замечает, прохаживающуюся по стану в длинном платье цыганку с роскошными темными волосами. Может она и не цыганка, но отличается от светлых лиц какой-то таинственностью. Такая пассия могла бы в нашем времени осчастливить любого достойного ее красоты мужчину. Ее облик чарует и, кажется, затмевает образы нынешних красавиц. В этом есть что-то мистическое, словно ожила древняя сказка о плененной принцессе. Наверно ей трудно жить среди нашей информационной цивилизации, и приходится скрывать свое лицо от посторонних взглядов.

Заметив чужака, пришедшего с Тонкиходом, они не шарахаются от него, а с интересом разглядывают.

– По-всему видно, что вы тут уже со вчерашнего дня и успели хорошо обосноваться, – деловито осматривает пришедший соплеменник палатку и большой шалаш с навесом из прутьев и веток. – Наверно комарики вас ночью погрызли?

– Было дело. Но нам не привыкать. На Белой Будке их не меньше, – отвечает за всех усач, приведший гостей.

Поначалу, рассеянное от ярких нарядов, Пашкино внимание постепенно начинает сосредотачиваться на конкретных образах жителей маленького лагеря, скрытого от посторонних глаз чащобой. У костра сидит крепкого сложения мужчина, по-видимому, разменявший шестой десяток своей жизни. Коротко стриженые волосы наполовину седые. Такой же расцветки щетина на щеках и подбородке.

Пашку пронзает его прямой и тяжелый взгляд, мгновенно сканирующий все естество человека, на которого он направлен. Гость сразу догадался, что перед ним тот самый Филарет, вожак пленников времени, о котором он уже многое слышал. Но реальная встреча поражает силой гипнотического воздействия на любого, кто попадает в поле его зрения.

Он тоже понимает с кем пришел Тонкиход и сильным, но добрым голосом обращается к гостю:

– Ты, тот самый Пашка, заваривший эту кашу на озере? Человек, знающий о происхождении материи больше, чем весь ученый мир? Присаживайся к огоньку, если не торопишься.

Пашка скромно присаживается на бревешко напротив Филарета между другими пленниками, пьющими горячий чай на малиновых и смородиновых листочках. Аромат его разносится по всему лагерю. Тонкихода и гостя тоже угощают этим напитком. Происходит первое знакомство с пленниками.

– Ты думаешь, что я тоже из далекого прошлого? – пытается заговорить с новичком Усач. – Нет, я из нашего советского времени. Был показным передовиком производства в колхозе. Вся новая техника мне, лучшее урожайное поле мне, все награды мне. За это другие колхозники злы были на меня и что-то наворожили. Вот и выбросило меня из времени, где я был обласкан судьбой, в дикий капитализм тут все мои регалии и почести слетели с меня как осенний лист в саду. Это моя расплата за грех, что выслуживался перед начальством.

– Ну а я то, за какие грехи попал сюда?! – громко возмущается парнишка в нелепо связанной шапочке и очках, которого ласково называет Костюшкой девушка, прижимающаяся к нему. – Я ведь был еще совсем малышом и не мог сознавать свои поступки.

– Значит, время тебя заранее уберегло от каких-то трагических поступков, которые ты мог бы совершить – объясняет Тонкиход. – Я и сам выброшен из своего детства. И можно только представить, что я там мог бы натворить в дальнейшем.

Перья на его шляпе замотались из стороны в сторону вместе с головой, от желания встряхнуть налетевший рой забытых воспоминаний, и тут же продолжает: