Андрей Бинев - Принцесса, сыщик и черный кот

Роман, среднего роста, лет около сорока, светловолосый, крепкий телом, голубоглазый и белокожий, слушал этот рассказ поздним летним вечером, сидя в маленькой таверне на берегу моря. «Клефтико», тушеная много часов на медленном огне баранина, уже давно остыла в глиняном горшке. Худой, высохший грек-киприот, местный полицейский майор, довольный произведенным эффектом, улыбался.

– Вот так, русский! А вы всё говорите – у вас, мол, там Третий Рим. Зато здесь – Второй! – он сильно постучал пальцем по столу. Роман слушал его английскую речь, окрашенную колоритом местного звучания, и тоже улыбнулся.

– Спасибо, Козмас. Это интересно. Хорошо бы еще увидеть монастырь.

– Вот же он! – воскликнул Козмас и показал на гору, над которой возвышались древние стены.

– Я о другом…

– О монастыре кошек?

– Пусть так… Хорошее название.

– Я туда не поеду. И тебе не советую!

– Почему? Что-нибудь не так?

– Так. Все так! Но там нечего делать людям. И потом… ты не найдешь его. Там английская военная база. Въезд закрыт.

– Монастырь на ее территории?

– И да, и нет. Формально – да, но фактически…

– Что «фактически»?

– Они убрали посты ближе к берегу, к Ледис-майл, к старому пляжу, но… сам понимаешь, все же авиационная база. На ней ночевали их боевые машины перед бомбежками. Это – тайна!

Он поднял кверху палец и огляделся вокруг себя, не слышит ли кто. Посмотрел на полного, усатого старика, собиравшего посуду с соседних столиков. Тот вздохнул и покачал головой. Полицейский нахмурился.

– Какими бомбежками, Козмас?

– Какими, какими! Какими надо! – и перешел на шепот:

– Когда Ирак утюжили! И в первую, и во вторую войну, и вот… недавно.

– А причем здесь кошки?

– Ни при чем. Кошки здесь ни при чем.

Он поднялся, взял со стола фуражку и надел ее на коротко подстриженную, черноволосую голову.

– Я поехал, Роми. Пора. Ночью я в патруле на дороге к Пиле. Обязательное дежурство раз в месяц, черт бы их всех подрал! Если будет время и желание, заскакивай. Там работают ирландские военные полицейские – неплохие парни, только пьяницы, как вы.

– Может, поэтому и неплохие, а? – засмеялся Роман и отхлебнул вина из глиняной кружки.

– Может быть! Тогда мы, киприоты, какие? Мы ведь так не пьем…

– Вы трезвые! – строго сказал Роман.

Козмас кивнул и, ворча себе под нос «трезвые… трезвые…», пошел к машине. Он сел за руль, завел двигатель и что-то сказал в переговорник радиостанции. Ему, шипя и хрипя, ответили. Козмас вспылил, взмахнул рукой и, провожаемый улыбкой Романа, выехал на шоссе. Колеса, подняв тучи пыли, зашелестели на мелких острых камешках.

– Он все наврал, этот чертов Козмас! – услышал Роман за спиной скрипучий голос.

Русский повернулся и с удивлением уставился на седоусого мужчину, протирающего уже пустые деревянные столы.

– Почему вы не едите? – мрачно спросил старик.

– Я сыт.

– Я готовлю клефтико на этом самом месте уже почти двадцать лет. Всю ночь оно тушится, тушится… Наша баранина не пахнет, как ваша. Хотите, я подогрею, или подам что-нибудь другое?

– Нет, благодарю вас. А почему вы сказали, что он все наврал?

– Все было не так.

– Что, не было Елены, не было кошек?

– Почему! Были – и кошки, и Елена. Но только к ней не являлась Пречистая Дева… – он поднял кверху глаза и перекрестился. – К ней снизошел Ангел. Было очень ветрено и необычайно холодно даже для ранней весны…

– Я вас не понимаю.

– А что тут не понять… Хотя мой английский.… Но ведь вы не говорите на настоящих языках, на греческом, например! Вы что-то бормочете на своем, на русском, и на этом чертовом английском… Вот возьмите, например, это блюдо… – он указал толстым кривым пальцем с обожженным ногтем на холодное, застывшее белым жиром варево, которое все еще стояло перед Романом.

– И что же?

– Знаете, что означает это слово – «клефтико»?

– Что-то напоминает, но что? Не знаю, сэр.

– Какой я вам «сэр». Зовите меня Костасом. Так меня назвали родители.

– Хорошо, пусть Костас. Тогда я тоже не «сэр». Просто Роман.

Он привстал, протянул старику руку. Рука Романа словно попала в каменный жернов, который сжал ее со всех сторон так, что больно хрустнули кости.

Старик отпустил ладонь Романа и посмотрел ему в глаза, ища извинения.

– Ничего, ничего! Ну и ручища у вас! – вскрикнул Роман.

– И у отца такая же была, и у деда. А у вас легкая рука. Вы заняты чистым делом, сэр.