Отто Клидерман - Последняя воля Артемиды. История в античном городе Сидэ

– Император таки боялся огласки? – Потёр устало виски губернатор.

– Что-то тут не так. Император лично распорядился доставить письмо тебе. Где была гарантия, что он успеет? Что-то не вяжется, – Пожал плечами Антоний.

– Тут я готов согласиться с тобой немедленно. Император тут не участвовал.

– Тогда его сын или его команда?

– А им какой смысл? – Удивилась девушка.

– Пока ничего не знаю, – Растерянно покачал головой Клавдий. – Чушь какая-то. Ладно, я прикажу сейчас же слугам забрать тело и похоронить, – Он бросил на низкий столик свиток от императора, и девушка тут же взяла его в руки, чтобы почувствовать запах.

– У этого яда какой-то особенный запах, он истощает человека, и он начинает есть больше и больше, а сил не прибавляется, а тем временем организм не способен бороться с быстро наступающим истощением. У меня будет время осмотреть как нашего императора, так и тех, кто прибудет с Октавианом-Флавием.

Юстиниана находилась во дворике, где они с Антонием проводили соревнования. Девушка стреляла из лука точно в мишень стрелу за стрелой и чувствовала, что она не может совладать с собой. Её охватила депрессия.

– Ты очень предсказуемая, моя девочка, – Послышался ласковый голос Клавдия. – Если тобой овладевает отчаяние – ты можешь часами стоять и пускать стрелы.

– Слава богам, стрел у нас хватает, – Буркнула Юстиниана. – Он умер внезапно, и я не могла ни чем ему помочь. Ненавижу это состояние, когда умирают люди, а я бессильна.

– Ну чем ты могла бы помочь, скажи мне на милость. Чем? Если судьба его была предрешена.

– Если в этом все тонкости политики, то я только и буду, что коллекционировать трупы, успевая гадать, где и когда, и при каких обстоятельствах ему приготовили вход на небеса. Это не дар, а наказание с полу взгляда понимать, что в душе того или иного. А души, собственно говоря, у всех одинаковы.

Дядя подошёл к племяннице и взял нежно её за плечи.

– Просто не надо задумываться о том, что невозможно изменить в жизни.

– Жизнь всего лишь миг и прожить её надо ярко, – Голос Октавиана-Флавия неожиданно застал их врасплох, и юноша ловко выстрелил из своего лука в мишень, присоединив свою стрелу к стрелам Юстинианы.

– Ты? – Девушка замерла на месте от восторга, а потом бросилась на шею к возлюбленному.

– Как видишь, я, готов пасть к твоим ногам и возложить к твоим ногам все мои победы! – Воскликнул он радостно, и подхватив на руки Юстиниану стал кружить её с небывалой силой.

Девушка припала к груди возмужавшего юноши. Он действительно изменился, в римском одеянии с пурпурным плащом поверху он был уже немножко другим.

– Sen sahra cöllerinde bir gül olsan, seni kurutmamak icin gözyaslarimla sulardım seni (Если бы ты была розой в пустыне, я бы поливал тебя слезами, чтобы ты не засохла. – Страстно пролепетал юноша.

– Eger bu dünyada seni kimse sevmiyorsa bilki ben ölmüsüm (Если в этом мире тебя никто не любит, знай, что я умерла, – Ответила она ему с пылкостью, нежно обнимая.

– Seni sevdigim kadar yasasaydim, ölümsüzlügün adini ask koyardim (Если бы я жил столько, сколько люблю тебя, я бы бессмертием назвала любовью)

– Vur kalbime hanceri, yüregim parcalansin. fazla derine inme, cünkü orda sen varsin (Вонзи в мое сердце кинжал, пусть мое сердце разорвется, но глубоко не надо, потому что в моем сердце есть ты)

– Seni seviyorum diyen dillere degil, senin icin aglayan gözlere inan (Поверь не языку, который говорит «я тебя люблю», а глазам, которые плачут о тебе)

– Kalbimde 3 cicek yetistirdim. sevmek, sevilmek ve beklemek. sen bunlardan ikisini kopardin, bana sadece biri kaldi; beklemek (В моем сердце я вырастил 3 цветка – любить, быть любимым и ждать. Ты сорвала 2 из них, мне остался один – ждать)

– Birgün bana gülen gözlerle soracaksın, ben mi, dünya mı diye, ben dünya diyeceğim ve sen çekip gideceksin ama bilmeyeceksin ki tüm dünyanın sen olduğunu. (Однажды ты посмотришь на меня и спросишь, смеясь, «я или мир», я скажу мир, и ты уйдешь, но не узнаешь, что весь мой мир – это ты)

Это было своеобразное приветствие, вместо слов любви, ибо каждый был без памяти влюблён в поэмы мавров.

Дядя стоял огорошенный этим потоком стихотворений, а потом медленно повернулся и удалился из дворика.

В эту ночь они остались в доме губернатора: оба сидели на шкуре тигра, забросанного подушками у огня, пили вино и не могли наговориться.

Она слушала о его жизни в Сирии, подобно прекрасную сказку, наслаждаясь каждой историей, позабыв о горестном вчерашнем дне.

Ей вспомнилось её детство и их драки до крови. Теперь это выглядело комично – тогда – всё серьёзно и главное клятва – никогда не стать его женой. Они были так, в сущности, одинаковы с ним: любовь к оружию и к искусству, к наукам, только что не дышали в унисон.