Анна Зыкова-Кругова - Васильки. Воспоминания москвички

Лет с пяти-шести мы втроём, я, Тая и Вася Варламов самостоятельно мыли полы по очереди, каждую квартиру. У Таи было две квартиры, у Васи одна из трёх комнат и у нас из трёх комнат. Полы были деревянные. Вася тёр пол проволочной мочалкой, а мы с Таей смывали и вытирали сухими тряпками. Работали долго, с утра до вечера. Воды в домах не было, за водой ходили на басейку, которая находилась за Всехсвятским женским монастырём. Теперь это трамвайная остановка «Завод Войтовича». Монастырь был окружён высокой стеной, там жили монашки, я знала троих: мать Савостьяну, мать Олимпиаду и мать Марию. В монастыре были церковь и кладбище, я была в этой церкви. В семнадцатом году в этом монастыре засели жандармы и тоже оттуда стреляли по рабочим дружинам. После Октябрьской революции дома, в которых жили монашки, заселили рабочими. А в одном из этих домов сделали школу. И в первый класс я пошла в эту школу.

Школа, расположенная в одном из домов Всехсвятского монастыря, была ликвидирована, так как здание для учёбы было не приспособлено. И во второй класс в 1917 году меня отдали в школу на 3-ей Рогожской улице, теперь это улица Вековая. Эту школу называли гимназией. В школе учились только девочки. Помню, как нас в большую перемену выстраивали в пары и вели в зал, где батюшка вёл молебен, что-то читал, а мы молились. Я так до сих пор и не знаю ни одной молитвы. Но вскоре молебны были отменены, школу закрыли, а нас перевели в школу номер 9 на Малой Андроньевской. В эту школу мы с ребятами ходили пешком от Новой Деревни. Иногда присаживались сзади на сани к какому-нибудь извозчику. Извозчик, бывало, увидит это, ругается и замахивается кнутом. Позже в здании школы номер 9 сделали Дом пионеров, а детей перевели в школу номер 10, расположенную в соседнем здании.

Училась я, как видно, не совсем хорошо, удовлетворительно, правда, писала красиво. Отец моей учёбой был недоволен и нанял мне учительницу, которая летом меня за три месяца подготовила в шестой класс. В пятом я так и не училась. Учительницу звали Ксенией Сергеевной Александровой, а её мужа, тоже учителя, звали Иваном Матвеевичем. Жили они на Землянке, в Тетеринском переулке. Ксения Сергеевна преподавала математику в школе номер 22 на Воронцовской улице. В этой школе стала учиться и я, а также мой брат Шура. Русский язык у нас преподавала Мария Саввишна Зыкова, моя однофамилица. Она жила на Большой Андроньевской, угол 1-ой Рогожской, теперь Школьной. Говорили, что её родители имели грибные лавки. Теперь Школьную улицу не будут застраивать новыми домами, а оставят, как старину.

Уроки дома я делала при свете трёхлинейной керосиновой лампы, которая стояла на столе. Электричества в то время не было. В праздники зажигали лампу молнию, которая подвешивалась к потолку в большой комнате.

Когда мы жили в Новой Деревне, мои братья Миша и Шура ещё не учились.

До революции наша семья жила бедно. Мебели у нас не было, только столы, табуретки и одна кровать, на которой спали родители. А мы все вместе, я, Миша и Шура спали в большой комнате на полу на перине, мамином приданом. Простыней и пододеяльников не было. Правда, кушали мы из разных тарелок, но деревянными ложками.

Помню, в первом доме с фасада была продуктовая лавка, в которой мама брала продукты в долг. У неё была такая книжка, в которой записывалось, что она брала. В получку отца она расплачивалась. Кому принадлежала лавка, не помню. Часто мама говорила, что купила «головизну». Из неё она варила щи или суп, второго не было. Всё готовили в русской печке, которую топили утром один раз в день. Чай пили из самовара, кипятили его углями. Уголь привозил дядька на лошадке для всего двора и кричал: «Кому угля, кому угля?».

Одевались тоже неважно, во всё ситцевое. Но зато всё было чистое, мама часто нас переодевала. Однажды, когда мне было лет шесть, папа с мамой поехали на Сухаревский рынок и взяли меня с собой. На Сухаревском рынке мне и Мише купили матроски и шляпы. В воскресенье, как раз была Пасха, я нарядилась в матроску, и в этот же день упала в лужу в подъезде первого дома и испортила весь костюм, за что мне здорово попало.

В 1917 году с питанием было очень плохо. Картошку, помню, варили в самоваре, из-за разрухи не было дров. На детей давали карточки. Я с карточками ходила в столовую, которая опять же размещалась в одном из зданий монастыря. Обед носила в двухэтажных судках для первого и второго.