Алексей Шелагин - Самый Стремительный Пароход – 82. Экспедиция отчаянных мореходов из Петербурга в Керчь по рекам, каналам, озёрам, водохранилищам и морям России

– В Русско-Японскую?

– Нет, позже в 1914 и в 1916 гг., тогда это уже был учебный корабль и это было во время его учёбы в МЕВНЦК. А сейчас его восстановили, и я собираюсь зайти туда в музей.

– Не восстановили, а воссоздали – заметил Игорь. Это же новодел. Старый корпус оттащили в Вистино и затопили в Усть-Луге, вместе с тиковой палубой.

– Что-ж доски-то не отодрали. Тик же очень дорогой материал.

– Да. И не портится, а только крепнет в воде. Но кому охота. Там же каждая досочка прикручена, а крепёж за 100 лет закис. Так что если хочешь, можешь попробовать поотдирать.

Чистое небо и яркое восходящее солнце ярко освещали прекрасные набережные.

После вантового моста встал двигатель, сразу после закачки топлива в расходник. Оказалось в топливном баке много воды. Скачали аж 100 л. Откуда взялась – непонятно. Может кто скачал топливо и долил воды на стоянке. А может трещина корпуса? Но никаких следов топлива на воде у причала Игорь Алексеевич не замечал.

Слили отстой и прокачали форсунки.

Когда снимались с якоря, не привязали конец и потеряли его (запасной рыбацкий) в Неве.

С трудом, очень медленно одолели пороги.

Течение Невы на порогах

Всю Неву прошли часов за 12.

Вышли в Ладогу, мимо крепости Орешек, и я узнал новое слово «пайолы», когда услышал плеск воды под полом каюты.

Крепость «Орешек»

Подумали было вернуться, но оказалось это натекло от бака питьевой воды.

Когда стемнело, оказалось что монитор навигатора не регулирует яркость и слепит как прожектор в глаза. Пришлось закрыть его тряпкой.

Ладога не предвещала спокойную ночь

Ночью, в небольшой шторм, будучи за штурвалом, я почувствовал изменение тона двигателя. Приборы не подсвечивались, а инструкций по контролю мне не было.

С трудом докричался до Игоря. Оказалось давление масла 0°. Пришлось остановить двигатель. А мы уже шли в открытой Ладоге. Высота волны 1.5 м.

Посудину развернуло боком к волне. Болтало жутко. С непривычки меня мутило так, что трудно было что-либо делать. Но в рубке чувствовал себя лучше.

В каюте была таблетка, но как только спускался, сразу бежал наверх к борту, где выворачивало, вместе с таблеткой. И так несколько попыток.

Бросили основной якорь, болтанка немного ослабла.

В рубке стояли аккумуляторы у стенки. Их раскидало, и временами они коротили, выпуская искры.

Я вырубился прямо на аккумуляторах, защищая клеммы от летающего железа.

Игорь вызванивал знакомого капитана Гагарина, и ещё кого-то, чтобы вытащить нас в порт, неверным голосом проговаривая цифры номера телефона.

Спаситель Гагарин появился на рассвете. Сначала планировали буксировать лагом, пришвартовались бортами. Но решив возвращаться в Шлиссельбург, пришвартовались в буксирный зацеп.

На буксире СТБ кап. Гагарина

Кэп отключился, а Игорь, измученный бешеной рулёжкой, проверял свою теорию о том, что подруливать при буксировке бессмысленно, а надо просто установить среднее положение руля.

В результате вырвали утку и порвали трос.

Мне же рукояткой штурвала долбануло по челюсти так, что вырос несимпатичный фингал.

В Шлиссельбурге

Отбуксировали в Шлиссельбург, и на следующий день я покинул борт, до окончания ремонта двигателя.

Суровые Смелые Парни

Сердцами Стуча в Пучину,

Сметая Стальные Путы,

Стирая Страх и Препоны,