Ольга Лукинова - Обрубки жизни бездельника. Сборник рассказов

А что теперь? Он сиротливо и с укоризной смотрит мне прямо в глаза, выпячивая свой черный бок, восклицая: «Посмотри же, чем ты отплатил за счастливые моменты!» Покореженная крыша уже была снята и лежала где-то в ограде, смирившись со своей участью. А ведь как любил я рассматривать причудливые облака, лежа на этой крыше. Смотрел на манящий лес вдали, щурясь на огромное солнце. Катался с крыши зимой, попадая в огромный сугроб, который дед успел накидать утром. Я всегда предпочитал мечтать именно на крыше, словно поднимаясь в самое небо, где можно бок о бок с солнцем наблюдать за всем, что происходит внизу…

На самом деле очень жаль, что такой уютный и добродушный дом, широко раскрывающий свои объятия, достался никчемным людям, не умеющим чувствовать и любить Его.

У меня были десятки великолепных судеб, которые я убил. Вспоминая свое прошлое и размышляя над предстоящим будущим, я ощущаю какую-то тяжесть. Она скорее в голове, чем в сердце, но она гложет меня, погружая в дни депрессии, самобичевания, самоунижения, усугубляемое никотином и алкоголем. Знаешь, антидепрессанты в этом случае дерьмовый помощник, лучше сразу обращаться к алкоголю, который вывернет душу наизнанку, вытянет немного слез и оставит тебя выветриваться на балконе, а потом стряхнет тяжесть этой ноши вместе с сигаретным пеплом. Мне даже начинает нравиться это состояние. Я влюблен в него. Но, как и любая другая влюбленность, эта тоже пройдет рано или поздно. Быть может, именно тогда я снова соберусь наладить свою жизнь, оставлю все дурные привычки в прошлом. Оставлю, как и десятки великолепных судеб, которые мне удалось когда-то убить.

Златовласая осень только ступила на мой плед мягкой лапой, а у меня уже такие волшебные и сладкие сновидения. Я внезапно понял, что люблю осень. Вообще я люблю всякое время года, ведь каждое скрывает в себе нечто прекрасное, переворачивающее все как в голове, так и в уголках сердца (хоть оно и не имеет углов).

Мне приснилось, как я собирал с детьми листья на небольшой аллее в родной деревушке. Мне было спокойно и радостно, опавшие листья добавляли вдохновения, ведь они были таких разных красок, некоторых наверно и не существует в природе. Я выбирал самые красивые из множества пожухлых листов (хотя были там и вполне хорошо сохранившиеся), предпочтение почему-то отдавал красному, желтому и зеленому цвету, оставляя остатки прелести на выбор детям. Чувства при этом были теплые и наивные, я будто снова стал счастливым ребенком со светлыми мечтами, которые не успели разбиться о гадкую реальность.

Внезапно зарядил мелкий дождик. Я уклонился от теплого душа, навязанного погодой, и скрылся в здании администрации. Что было потом – не помню.

Разбудил меня звонок в дверь. Встал я не сразу. За дверью оказался старый знакомый, неведомо откуда прознавший мой адрес, в руках у него был пакет. Я сразу догадался о содержимом, и даже обрадовался. Распахнув дверь и запахнув свой драный халат, я жестом пригласил войти. Не знаю, было ли ему действительно интересно, но он спросил, что мне снилось. Я и не думал, что его интересуют сновидения. Теперь у него был повод затянуть длительную пластинку о значении сна. «Ну, неужели!» – только иногда и восклицал я радостно, приканчивая одним глотком утреннюю порцию обезболивающего вкуса спелого винограда. Под капли нарастающего дождя и до колик в животе несуразную болтовню сидящего передо мной человека, я предался сладким размышлениям о том прекрасном, что еще сохранила моя душонка.

И оставаясь в одиночестве, я ликовал. Я заглушал мигрень очередным стаканом, я не знал, как мне избавиться от всего этого. И в первую очередь от себя самого. Иногда было невыносимо терпеть свою личность. В такие дни я натягивал одеяло до подбородка и валялся целыми днями, потягивая «Кэмэл» или то, что было в магазине неподалеку. Иногда я засыпал, а проснувшись, снова протягивал руку к пачке со спичками и часами размышлял о многом, оставляя вокруг печальную дымку того, что могло бы случиться, но никогда не произойдет. Я переворачивал события так и этак, но что-то в них не клеилось. Лишним сегментом всегда был я, умеющий портить любую картину. Ведь если исключить из событий мою персону – все идет идеально. А я остаюсь в темной комнате, затянутой воспоминаниями, будто сигаретным дымом.

Когда чувство безнадежности покидает меня, становится будто бы легче. Но на это может уйти и несколько недель. Тогда я начинаю мурлыкать бредовые песни, которые мало кто может перенести, и при этом безумно пританцовывать, глядя на серый городишко, лежащий за моим стареньким окном. Было в этом что-то, что нравилось мне, что-то, что тянуло меня снова и снова предаваться дикому одиночеству.