Андрей Бинев - Дорога домой

Исполнителями тех и других тенденций были специальные службы и полицейские, они же, милицейские, силы в обоих зеркально похожих друг на друга лагерях. Зеркально – потому что, если встать перед зеркалом, то не всегда сразу определишь, где левое, а где правое, и всякий текст прочтешь наоборот. Но изображение-то то же самое!

Так вот, «русофилы» конца восьмидесятых и начала девяностых самым причудливым образом соединили в себе оба изображения. Что было оригиналом, угадать стало почти невозможно. Для многих это казалось абсурдом, но на самом деле это и была реальность.

Те же, кто черпали информацию, средства и силы за рубежами родины, были убеждены в своей абсолютной цивилизованности и на внутренние национальные ресурсы не рассчитывали. Они с некоторых пор перестали идентифицировать себя с коммунистической теорией и, окончательно запутавшись в зеркальных отражениях, решили начать все с начала. Они и были «западниками».

Забегая вперед, скажу, что те и другие постепенно сползали навстречу друг другу, с радостью замечая общие для себя черты. Они по-прежнему смотрелись в зеркало, но не могли сойтись лишь в одном: кто из них оригинал, а кто отражение. И то, и другое выглядело очень убедительно. Народ растерялся, испуганно вертя головой то в одну, то в другую сторону. Привычным спасением для него была бесконечная пьянка, которая всё замешивала в один тошнотворный винегрет. Этим и закусывали «палёнку» и суррогат.

Тем не менее, предстоял большой и кровопролитный бой, выжившие в котором непременно должны были слиться в единой массе и использовать в дальнейшем флаг первых и интендантские возможности вторых. Но в эти дни никто в обоих лагерях этого до конца не понимал и надеялся на собственную победу без каких-либо условий.

В кабинете заметно сдавшего за последние годы генерала армии Всеволода Михайловича Крюкова, седенького человечка с подслеповатыми глазками за окулярами очков в тонкой золотой оправе, собрались все те же его заместители: генерал-полковник Артем Лаврентьевич Бероев, полнеющий лысоватый мужчина неопределенного возраста, и генерал-полковник (он получил повышение в звании после успешного завершения операции «Пальма-Два») Карен Левонович Багдасаров, дородный, крепкий, чернявый кавказец с темно-карими жгучими глазами и мясистым носом.

Крюков относил себя к коммунистам-русофилам, Бероев считал себя умеренным русофилом и столь же умеренным западником, а Багдасаров полагал, что «западный» путь единственно приемлемый в создавшихся политических условиях. Открыто об этом ни один из них не говорил, но каждый поступал в соответствии со своими убеждениями. А именно: Крюков требовал «держать и не пущать», Багдасаров – «отпустить на короткую цепь», а Бероев – «наблюдать, фиксировать, отпустить и ликвидировать».

Сближало их всех лишь одно – для них главное в жизни было «глаз не спускать и взять своё во что бы то ни стало и где бы то ни было!» Если бы не это, никогда бы им не собраться больше ни в эти, ни в последующие дни и даже годы!

Крюков побарабанил пальцами марш «Мы красные кавалеристы…» по бордовой папке с теснеными золотом словами – «совершенно секретно» и с гербом СССР и обвел коллег серыми, бесцветными глазами, увеличенными стеклами очков до размеров небольших кофейных блюдец.

– Вот здесь, – хлопнул он ладонью по папке, – подробный доклад о положении вещей в стране Михаилу Сергеевичу, лично, понимаешь. Ваши главки тоже поработали на эту бумагу. Но и другие постарались на славу. Вывод нашими аналитиками сделан следующий: «Враг подобрался к воротам родины и готовится к последнему удару». Ситуация ничуть не легче, чем в ноябре сорок первого… Но там враг был виден в бинокль, а его шпионов и диверсантов мы отлавливали пачками и пачками же расстреливали. К тому же был мороз, а немец, как известно, мороза боится, как, собственно, и француз. Вот мы их, то есть и тех и других, в свое время морозцем, пулей да матерком! А что, товарищи, у нас есть теперь?

– Матерок, – заулыбался Багдасаров, но встретившись с холодными глазами Крюкова, виновато развел руками.

– Матерок у нас всегда есть, Карен Левонович, – процедил сквозь зубы Крюков. – И это особое оружие точечного поражения мы применим, когда следует. Не беспокойтесь! Но у нас теперь нет морозов – всеобщее потепление, так сказать, в прямом и переносном смысле. Да и пули тут не помогут. Так что мы имеем?

– Мы имеем волю! – напрягся Бероев и нервно втянул живот. Он сидел в глубоком кожаном кресле за приставным столиком. – Государственную волю: «не допустить!»