Макс Неволошин: Срез. Рассказы

– На аборт? – уточнил Александр.

– Типун вам на язык!

Все засмеялись.

«Мало ли этих случаев? – туманно думалось под заветную сигаретку. – Тысячи мужей уходят от жён. Сотни возвращаются. И детали совсем не те. Но Маша… Машенька. За одно имя можно влюбиться… Пушкин, Чехов, Набоков… Купить сигарет – и гори оно всё? Тогда уж и вискаря. Пить в гараже и вспоминать».

Вечер терял контуры. Редкие авто на парковке дожидались людей. Ехать домой не хотелось. Хотя последняя неделя выдалась мирной. В субботу отмечали тридцатилетие свадьбы. Сходили в недавно открывшийся музей авангардной живописи, бывший краеведческий. Затем гуляли по набережной. И снова он вспоминал Машу. Укрытые этим козырьком от рухнувшего ливня, они – восемь лет назад – долго и мокро целовались. До сих пор он мог почти физически ощутить её влажное лицо, запах волос, губы. Постоянно заходил на её страничку в Фейсбуке. Перечитывал стихи, где край зимы, и бабочки отчаянны и редки. И знал, о чём это.

Никому, включая лучших друзей, не рассказывал он, почему оставил Машу. Версия для жены, родни, знакомых – не смог без дочери. Дочери нужен отец. А на самом деле… На самом деле Маша оказалась… Даже теперь не хватало ему решимости выбрать между научным термином и похабным словом. В общем, за короткое время житья у неё Маша изменила ему трижды. Без особых смущений, объяснений или раскаяний. Так же просто, как некогда запрыгнула в его постель. В её компании к этому относились с миролюбием хиппи. Ну, трахнулись, делов-то? Два раза она возвращалась за полночь с каких-то гулянок. День рождения в редакции… Села батарейка, извини… Иди ко мне, я соскучилась… Только пахло от неё чужим. Не вином, это бы он стерпел. Парфюмом, сигаретами, нутром чужой машины.

Последний случай в гостях его добил. Громадная квартира, наполненная обкуренной богемой. Маша исчезла. Он долго ходил по лабиринту комнат. Заговаривал с кем-то. Нашёл её светлое пальто на вешалке. Тут открылась дверь ванной. И появилась Маша – растрёпанная, странная. Настолько, что он не сразу узнал её в полутьме коридора. За ней, качаясь, вышел блондин с узко прибитыми глазами…

– В чём дело? – спросила Маша дома.

Он швырял барахло в чемодан.

– Я видел.

– Господи, что?

– Тебя… расстёгнутую, как… шлюха. С каким-то дебилом.

– Это бывший муж. Случайно там оказался – под кайфом был, идиот. Рвался со мной поговорить. Я не хотела скандала…

– А в ванной вы тоже оказались случайно?!

– Слушай. Ты либо веришь мне, либо нет.

– Нет.

– Жаль.

А если Маша не изменяла? – саднила привычная мысль. – Если он сам искал повод, чтобы… Что? Известно, что. Отдал родственную душу за бытовой комфорт… Жены-мамы рядом нет… Надо самому принимать решения… Мальчик привык… Хочет залезть под чьё-то крыло…

Будто пощёчин надавали.

Ending must be perfect, не так ли? И вот – его финал. Скучный и пошлый, как учебник литературы. Но. Но… Все герои невредимы. Никакой онкологии, убийств, автокатастроф и прочей графоманской чепухи. Значит, можно переписать этот чёртов финал. Улучшить, изменить. Добавить смелой, яркой жизни. Так… Всё. Завтра же он… Нет. Сегодня. Сейчас он вернётся в кабинет и напишет Маше. Главное – узнать, есть ли у неё кто-нибудь. Главное – прямо, без увёрток сказать…

В кармане зазвучала мелодия. Он вынул мобильник, поговорил. И через минуту послушно ехал домой.

_____________________________________________________________________

В рассказе использованы фрагменты произведений Ю. Визбора, Б. Пастернака и С. Зельцер. Фраза, приписанная С. Кингу, в его текстах не обнаружена.

Чудеса бывают. Конечно, очень редко – гораздо реже, чем хотелось бы. И надо ещё разобраться, чудеса это или так, совпадения.

Вспоминаю один случай.

Зимой в общежитии отмечали день рождения аспиранта Саши. Гуляли дня четыре, причём два из них – без именинника. Он часто и подолгу отлучался: сперва на кафедру, затем в аэропорт – встречать или провожать кого-то. Или звонить кому-то на Главпочтамт. Застолье продолжалось без перебоев. «Отряд не заметил потери бойца…» – шутили гости. Звучала попса, мелькали нетрезвые лица. Кто-то приносил еду, напитки, сигареты. Кого-то оставляли ночевать. Утро незаметно становилось вечером. Мимоходом решались дела, назначались свидания, возникали и обрывались связи. На третий день мне стало казаться, что этот праздник выпал из времени и будет длиться вечно…

Внезапно всё кончилось. Я ощутил себя одетым, но в кровати. В нечеловечески загаженной комнате. Своей – уже плюс. Одинаково гнусно было во рту, в желудке и на душе. Я давно заметил ненужную синхронность этих ощущений. Соседи лежали в койках и тихо стонали. Через минуту я понял, что они разговаривают.