Артур Федосеев - Замолчало море

Впервые за многие годы он заговорил

─ Человек… сколько лет? Как меня зовут?

Он не узнавал своего голоса. Хриплый от жажды; осипший за ненадобностью, кряхтел подобно старому автомобилю, который простоял на свалке много лет. Откуда-то из закромов своей памяти, далекого детства, проступила книга. Он читал её так давно… Тогда покорение Марса ещё было фантастикой. Как его звали..?

─ Рэй, ─ произнес он, ─ Рэй. Меня могли бы так звать.

Рэй знал, что это не его имя, но своего давно не помнил. Разве оно могло не подойти ему? Имя ничего не значило для Рэя. Ни свое, ни чужое. Неохотно, он все же поднялся. Ноги гудели от усталости, в ушах звенело; ранец ─ все его жизнь, ─ давил на спину и плечи.

Огонь горел мерно, изливая тепло порциями, точно боясь отдать все разом, подобно пожару. Пускай ещё неосязаемый, пускай недостижимый… Каждый шаг давался с трудом, но не усталость была тому виной, нет ─ каждый шаг приближал огонь, так, что его свет становился манящим. Беспечное стремление мотылька, в этом крылось столько радости, но в то же время… В то же время в груди расцветал страх; Рэй буквально видел его перед глазами, едва стоило их закрыть − железный бутон, покрытый шипами, колкий и бритвенно острый. Рэй ощущал его новым, личным открытием, хотя большинство людей жило с этим страхом изо дня в день; ему он был чужд, однако его жизнь заполняли другие страхи, не представляющие в жизнях большинства людей никакой угрозы. Рэй и не помнил когда испытал их впервые, когда эти гиены впервые засмеялись в его душе, когда начали поедать всю ту падаль, что оставалась внутри. Рэй боялся не найти воду, не добыть еды, сломать ногу где-то посреди Канадских гор, но уже давно не страшился он человека, его общества, как и одиночества рядом с другим.

Этот немой ужас, двуликий ─ остаться наедине с собой, и не найти общества в другом человеке, ─ съедали целые города. Он пожирал молодых, стариков, богатых и бедных. Тогда Рэй сбежал, тогда-то он, когда оказался на языке зверя, подменил один страх множеством других, животных, оттого куда более простых, реальных. Он понял в тот день: сражаться с целым миром проще, чем с бесконечностью себя ─ с бездной.

Сейчас же этот зверь дышал в спину, гнал навстречу маяку одинокую лодку всего его существа. Рэй едва ли не слышал его голос: "… беги, беги к человеку, а не от него…". И он бежал. Пока огонь не угас, пока есть что-то впереди; бежал всю свою жизнь. В этом заключалась его судьба. Единственное из возможных солнц светило впереди ─ человеческое пламя.

Спускаясь с холма он чуть не упал, запутавшись ногой в кустарнике. Разодрал штанину; коленку обожгло. Темнота сгущалась позади; Рэй не оборачивался. Огонь обретал форму, текстуру. Вскоре стало очевидно ─ это окно. Рэю оставалась непонятным чувство, что ломало грудь, разрывало внутренности: голод, жажда, усталость, или же страх, надежда, одиночество. Зверь забрался на голову; его тяжесть давила, склоняя к земле. Спустя много лет, как бы далеко он не убежал, это отродье всегда находило место в его жизни. Верный пес, слуга дьявола, что есть в каждом из людей.

Позади дома раскинулось звездное море, живое, укор мертвому морю на земле; насмешка вечности, их сияния, неприступности. Никогда ночь в городе не сравнится с ночью за его пределами: казалось, мрак имел плоть, был живым, мягким. Он дышал ветром, пел стрекотом сверчков и ночными птицами песни, понятные лишь ему одному. Как неохотно ночь расступалась перед ним. Вскоре появились первые очертания дома. В этой глуши он казался ещё более пустым, потерянным, и в то же время только здесь, меж двух морей, он мог обрести такую силу.

Мягкий свет едва выхватывал окружение: деревянное, ветхое крыльцо, наверняка сделанное из карагача, который только и мог поселиться в этой скупой местности; крохотная, приземистая табуретка стояла возле пепелища огня; рядом примостилось ведро.

Украдкой, ощущая себя воришкой, Рэй подошел к ведру. В темноте оно казалось пустым. Он поднял его и наклонил к свету: на самом дне зазвенели ракушки, перламутровые раковины и черепаший панцирь. Ночь, хоть и живая, не сумела скрыть этот звон, похожий в тишине на колокол. Вдруг в окне скользнула тень. Человек! Сердце замерло. Рэй будто сделался сухим, легким тростником; он чувствовал, что вот-вот его сдует ветер. По коже гулял холод.

"Что делать?! Что сказать? А вдруг последует выстрел?" ─ мысли метались в голове, как перепуганные птицы. Рэй знал людей. Он знал на что пойдет человек в такой глуши; сколь часто он сталкивался с недоверием, не понимал его, однако и сам никому не доверял.