Петр Васильев - Долина смерти. Якутия

И оглянувшись по сторонам на своих соотечественников, которые перед посадкой на грязный аэродром притихли и вжались в кресла и ни кто из них на него не смотрит, он быстро по-русски перекрестился.

– Ну, вот и Японцы уже начали креститься на Якутских аэродромах, – подумал я.

Самолёт с ходу приземлился в большую лужу и причём сразу на три точки, видимо для того чтобы его не занесло в луже. Моторы взревели, и самолет винтами поднял тучу грязных брызг, окатив ими фюзеляж, забрызгав грязью даже иллюминаторы. Кто не садился в дождь на грунтовые аэродромы Якутии, тот не поймёт, что такое мягкая посадка в грязь, когда начинаешь мысленно прощаться со всеми родными и близкими, да и со своей жизнью тоже, ещё на подлёте к аэродрому на высоте ста метров над землёй. Тогда, когда ещё только снижаясь к грунтовой взлётно-посадочной полосе, ты увидишь на ней первые лужи и нудный моросящий осенний дождь.

«Да, только наши русские пилоты могут под моросящим дождём, с первого же захода без пробежки сесть на грязный, весь в лужах, вдоль и поперёк изрезанный колеёй, грунтовый аэродром», – подумал я.

К трапу самолета подкатил автобус ПАЗ с трафареткой, написанной от руки «Интурист Чульман-Нерюнгри». Иностранцы не спеша направились к автобусу, стараясь наступать на твёрдую почву, чтобы не потерять в грязи свои туфли и удивляясь тому, как это они так удачно приземлились в такую грязь, а я одиноко стоял под моросящим осенним дождем. Посмотрев с тоской на низко нависшие тучи и поняв, что сегодня-то мне уж точно на Якутск не улететь, я направился в здание аэропорта.

Аэропорт в Чульмане был не большой, в зале ожидания стояло два десятка деревянных лавок, да буфет в углу. Народу в зале ожидания было немного, видимо местные пассажиры разъехались из-за дождя по домам, потеряв надежду улететь из Чульмана сегодня. Я огляделся по сторонам – в противоположном, от буфета углу, прямо на полу, на расстеленных спальниках сидело пять человек, судя по разговору и одежде, – это были геологи, возвращающиеся из экспедиции в Новосибирск, и видимо они сидели здесь уже не один день. На ящике с образцами породы лежала колода потрёпанных игральных карт, а весь угол был завален рюкзаками и спальниками. Видимо геологов было больше пяти человек, но часть из них уже улетела. А в самом углу стояла батарея пустых бутылок из-под водки и ящики с образцами породы, на которых мелом было написано «Чульман-Новосибирск».

Я сходил в буфет, перекусил слегка подогретыми котлетами недельной давности и решил устроиться до утра на свободной лавке, бросив под голову спортивную сумку. На соседней со мной лавке сидели два якута, между ними на лавке стояла бутылка водки, а на газете «Труд» лежал кусок копчёного мяса и корка чёрствого хлеба. Одеты они были в штормовки защитного цвета не первой свежести, а на ногах у обоих были кирзовые сапоги. Немного под хмельком они травили друг другу байки, какие обычно травят охотники. Одного из них, который был ниже ростом, звали Вася, а другого Коля. Выпив грамм пятьдесят водки и занюхав рукавом, Васька начал рассказывать, как они с отцом охотились в верховье правого притока реки Вилюй. Меня эта байка заинтересовала, так как я тоже летел на Вилюй, и я прислушался к ней.

– Это событие произошло со мной в начале октября 1969 года, мне тогда пошел уже семнадцатый год, – начал свой рассказ Васька.

На вид он выглядел лет за пятьдесят. Я тогда ещё подумал, что-то старовато, «однако» ты выглядишь для своих лет мужик, если тебе в 1969 году было всего 16 лет.

– Так вот, – продолжил Васька, – мы выехали с отцом на оленях четвертого октября, погода на удивление стояла хорошая, но до Долины смерти нам нужно было добираться четыре – пять дней, поэтому мы торопились, пока погода не испортилась. Я в тех краях ни когда до этого не был, потому что отец не хотел брать меня в Долину смерти, пока я не закончу восьмой класс. Но ту осень мне уже не нужно было идти в школу, так как я закончил восьмой класс, а дальше учиться не захотел. И в ту осень я первый раз отправился с отцом в такую даль, и что собой представляла Долина смерти, я знал только со скупых рассказов отца. Но отец хорошо знал эти места, потому что он много лет там охотился, но и не только охотился. Иногда он уходил в гольцы по правому притоку Вилюя и мыл там золото. Про эту долину ещё с древних времён в народе ходила худая слава, и отец часто повторял, что это проклятая долина и что во все времена много охотников потерялось в болотах этой долины. Но особенно много их потерялось за последнее время, после пятидесятых годов, уж больно странно они терялись. А тот, кто возвращался из долины живым тоже недолго жил, он ничем не болел, но постепенно слабел и медленно умирал от какой-то неизвестной и неизлечимой болезни, которая передавалась даже по наследству.