Анатолий Агарков - Ум, честь и совесть

И вышел прогуляться. Оказавшись на улице, понятия не имел, куда идти. Все чем-то заняты, куда-то спешат. Этот славный денек принадлежал нормальным людям. Я ощущал себя чужим.

Солнце клонилось к горизонту – туда, где дым труб южноуральской ГРЭС сходился с облаками. Я шел спиною к этому явлению.

В ДК «Горняк» комсомол проводил какое-то мероприятие. Смотрел-смотрел, ничего не понял. Убеждать себя стал – я очень устал, просто срываюсь, мне лучше пойти домой и выспаться. Я себе врал – не буду спать.

Когда все стали расходиться, предложил незнакомой девушке:

– Можно проводить вас?

– Спасибо. Мне будет приятно.

Пока шли по Советской, пытался придумать, что бы такого сказать. Ничего умного в голову не шло. Если честно, ничего глупого тоже. Когда мы остановились у ее парадного, вид у меня был довольно удивленный – это был дом, в котором жила Демина. Не хватало еще, чтобы девушка оказалась ее дочерью.

– Вы живете здесь?

– Вот уже семнадцать лет.

– Вы где-то учитесь?

– В Троицком медучилище.

– Бывает, – сказал невпопад.

Мне хотелось, чтобы она не была в родственной связи с моей начальницей, чтобы пригласила меня к себе и помогла – как девушка может помочь мужчине – справиться с одиночеством ночи. Мне хотелось, чтобы она своею чистотой изгнала демонов, терзавших мой рассудок.

– Вы не будете против, если мы встретимся еще?

Наташа (мы познакомились) не возражала.

– Может быть, съездим в выходные в Челябинск?

– Идет, – улыбнулась она.

– Ну, что ж, отлично.

Она вошла в подъезд, помахав мне рукой.

Я потопал домой, пеняя себе – на кой черт пудришь девчонке мозги? она ведь совсем не нужна тебе. К Любаше, что ль зайти? – так еще не суббота и родственники ее дома. Ну, при желании, конечно, можно что-нибудь придумать. Но не хотелось.

Что не хотелось – думать? любить? Боже мой! Неужто я утратил вкус халвы?

Приплелся домой с чернышевским вопросом – что делать? Если напиться, как следует, перестану думать. А именно сейчас мне особенно не хотелось думать. Время рыдать.

Посидел с родителями у телевизора. А когда они легли спать, достал из подпола бутылку водки, фотографии свадебные разложил и напился. Напился вусмерть.

Обычный подъем свой в 6—00 проспал и на пробежку не пошел. Поднявшись около 7-ми, попытался придумать, чтобы такого умного сказать родителям. Но ум отказался помогать – он еще спал. Все, на что хватило – сказать за завтраком: «Доброе утро».

Солнце еще не взошло, но было уже достаточно светло – до рассвета оставалось несколько минут. Я вышел на улицу, просыпаясь вместе с утром. Воздух по-зимнему холодил щеки, а от дыхания шел пар. Чувствовал себя так, словно бегал всю ночь.

Официально рабочий день в райкоме партии начинался с 9-ти, но аппаратчики в большинстве своем приходили в 8-мь. От нечего делать толпились у телевизора в коридоре второго этажа, обсуждая участниц аэробики, красующихся на экране.

Демина, проходя, ворчала:

– Мужики есть мужики.

А мужики гоготали.

Глядя на спортивных девушек в шортах и трико, старался ни о чем не думать, боясь, что, если позволю рассудку снова увести куда-нибудь, к вечеру опять напьюсь.

Наконец мой унылый вид стал объектом внимания Пал Иваныча.

– Ты напоминаешь разладившийся механизм, – сказал он. – Тебе нужен ремонт?

– Я не машина. Но каждый из нас, говорил Сальвадор Дали, имеет право на собственное сумасшествие.

– Этого мне только не хватало – сумасшедшие в отделе!

Облегчение. Странное дело, но сознание того, что шеф понимает – я в беде, принесло мне чувство неописуемого облегчения. Почему? Почему мне легче от сознания того, что все черте как? Потому что, если болен, меня можно вылечить. В том-то все дело. Если найдена проблема, ее можно решить. Если ее не знать, это значило бы, что все мои ощущения укладываются в норму, а значит – ничего с ними не поделаешь. Вряд ли я смог бы жить с этим дальше. Может, Пал Иваныч мне поможет.

– Жизнь – это искусство компромисса, – говорит шеф. – Надо ехать к твоей благоверной и договариваться. Разошлись? – ну и правильно: можно оценить происходящее в независимой обстановке. Ты вот оценил, что жить без нее не можешь. Не факт, что она думает иначе. Пришло время говорить.

– Когда мне можно ехать?

– Нам. Сегодня и рванем после работы. Говорить буду я.

Ну, что ж. Мы живем с Лялькой врозь уже третий год. Мне полагалось давным-давно забыть все это. Почему? Да потому что время лечит раны.