Виктор Мазоха - Что стоишь, качаясь…

Андрей обнял мать, ему стало неловко за то, что растревожил ее сердце.

– Это очень долгий и непростой разговор, – сказал он. – Я не хочу тебя ни в чем переубеждать. Ты, я знаю, будешь болеть за меня, и помогать мне, где бы я ни был. Скажу лишь одно: я не могу иначе. Уверен, и ты, случись, тебе прожить заново годы, поступала бы также – По-совести. Истина ведь, мама, не в приспособленчестве. Даже самый отъявленный лизоблюд понимает, что он творит… Нам надо бы окружить его презрением, как предателя, а мы, наоборот, хотим вроде как «строить жизнь с него». И когда приспособленец видит, что другие ему завидуют, и так же стремятся, как он, облегчить свое существование на чужой счет, он радуется: я не один такой. Отсюда начинается возведение в ряд непреложных истин не добро и справедливость, а подлость, предательство и ложь. И утверждение того, что миром правит зло. Только даже самая отъявленная сволочь хочет справедливости и добра по отношению к себе…

– Может, ты и прав…

– Так, ты меня понимаешь?

– Сынок, я понимаю тебя как никто другой, – Валентина Андреевна с нескрываемой болью посмотрела на сына. – Ты ни о чем не печалься. Я люблю тебя, и пусть удача сопутствует во всех твоих делах.

– Спасибо! – Андрей достал сигарету: он уже собрался уходить.

– Побудь еще, сынок, что ты все время куда–то торопишься? И пирожки не забудь.

– Надо идти… – Он незаметно сломал сигарету. – Они ведь, сволочи, только и мечтают, чтобы я оступился, продался, стал таким же, как они. Им тогда на душе легче. Сволочам в окружении сволочей всегда легче. Не стоит облегчать их участь.

Адаптированная к конкурсу глава из романа с рабочим названием «Язва Гиппократа». Вошел в шорт-лист Международного литературного конкурса «Самарские судьбы».

Когда до операции оставались считанные минуты, в палату к Берестову вошел хирург Рыжов, держа в руках картонную папку и ручку.

– Здравствуйте, Николай Ефимович! – расплываясь в улыбке, произнес врач.

– И вам не хворать.

– Сейчас подъедет каталочка, мы вас на нее положим и повезем в операционную…

– Да я, вроде бы, ходить могу…

– Не волнуйтесь, это такой порядок. А пока, Николай Ефимович, распишитесь-ка вот здесь…

Рыжов извлек из папки листок и услужливо протянул его вместе с авторучкой Берестову.

– Секундочку, – сказал старик. – Я плохо вижу. Извините, мне нужны очки.

Он извлек из кармана старенький футляр, неспешно надел очки и с важным видом стал читать.

Хирург, не спускал заискивающего взгляда с Берестова, словно, перед ним стоял инспектор из Минздрава, от подписи которого зависела вся его дальнейшая судьба.

По мере того, как старик углублялся в чтение, менялся его облик. Казалось, с каждой прочитанной строчкой плечи Николая Ефимовича опускались ниже. Особенно «дожал» последний абзац: в нем говорилось, что он, Берестов, согласен на операцию… за свой счет!

Недавно он написал жалобу о творимых безобразиях в больнице. О том, что больные вынуждены покупать лекарства за свой счет. И вот еще один «сюрприз» ! Это его возмутило.

– Ничего подписывать не буду! – взяв себя в руки, сказал спокойно и уверенно Берестов. – Это, во-первых. А во-вторых, хотелось бы узнать, почему я должен платить из своего кармана? Конституция гарантирует бесплатную медицинскую помощь! И, в-третьих, скажите, откуда у бывшего рабочего, а ныне пенсионера такие деньги – две тысячи рублей?

Хирург лишь повел плечами:

– Это не моя прихоть, Николай Ефимович. Таково указание главврача Статенина…

– Мне, какая разница, чье это указание? У меня имеется страховой медицинский полис, значит, на лечение должны быть перечислены средства из его фонда. Требовать деньги за операцию – не что иное, как форменное безобразие и беззаконие. Мало того, что я платил из своего кармана за таблетки, так еще и должен платить за операцию!

Чудак – человек! Пока он говорил, Рыжов смотрел на него так, как будто перед ним стоял не язвенник, а сумасшедший. Терпеливо дослушав пациента, процедил сквозь зубы:

– Дорогой, посмотри вокруг! Сейчас не те времена, – хирург перешел на «ты».

– А чего мне глазами крутить? И без того вижу и знаю, какие сейчас времена! – со злостью выпалил Берестов.

– Значит, подписывать не будешь? – еще раз уточнил хирург.

– Нет! – твердо ответил старик. Он до сих пор не вернул листок, и сейчас, опомнившись, подал его врачу. – Заберите. Хорошо, что еще не предложили расписаться во время операции…