Людмила Козлова - Горби-2

Выразительная краткая кличка говорит о нём больше, чем длинный рассказ о его достоинствах – Дуван. Иного имени он не имел, а это – единственное и ёмкое – вынес из тесного пространства тюремной камеры.

Этимология слова ведёт нас к определению «продувной», что значит пронырливый, хитрый. Продувная бестия – значит отъявленный плут, пройдоха. Ещё более дальние корни лежат в слове «продуть», что значит прочистить воздухом или в переносном смысле – проиграть.

В общем, этимология указывает на разнообразные и весьма определённые склонности и дарования Дувана. Обхитрить, объегорить, пронырнуть, прочистить чужие карманы, словно струёй воздуха, проиграть, продуть и т. д. – всё это случалось так часто и с таким постоянством, что имя Дуван навсегда приклеилось к его личности, слилось с ней.

Теперь Дуван – свободный гражданин Бухенвальда, примерный труженик сахарного завода с дефицитной и доходной специальностью – грузчик. Эта работа на первых порах повергла его в изумление и уныние – он с болью пожалел о годах, потерянных в тюрьмах, в то время как он мог работать грузчиком, имея приличный «левый» доход, стать за эти годы весьма состоятельным честным гражданином, но уныние продолжалось недолго. А изумление до сих пор написано на его лице, так как за один месяц работы на сахарном заводе он украл столько, сколько не смог за всю свою прежнюю продувную жизнь.

При этом он продолжал оставаться честным и благородным тружеником среди такого же честного и благородного коллектива.

– Ах, Дуван, брат Дуван! – говорит он себе. – Знать бы раньше об этом богатстве и мудрости жизни!

Дувана любит весь Бухенвальд, ведь этот святой человек, как Иисус Христос, честно отсидел по тюрьмам и лагерям как бы за всех тружеников, лишённых этой возможности искупления греха. Он отстрадал за всех, и все любят его бескорыстной любовью.

Баба Дуня. Ну, это теперь она бабушка, а раньше была просто Дуськой. Любая жительница Бухенвальда знала, где можно найти исчезнувшего вдруг мужа.

Дуська не отказывала никому, тем более, что трое детей, никогда не знавшие своих отцов, каждый день хотели есть. Сердобольные же посетители кроме выпивки всегда приносили и закусь.

Да что раньше… Совсем недавно, когда Дуське исполнилось семьдесят полновесных, в шкафу у неё соседка обнаружила своего голого мужа, которого и побила, не тронув крестившуюся с испуга пожилую развратницу.

Главное занятие бабы Дуни, она же – Дуська, кроме названного, сбор и распространение информации или, проще говоря, сплетен. Кто умер, кто родился, женился и на ком, кто уехал, приехал в гости или поселился в Бухенвальде, от кого ушла жена и к кому, кого бросил муж, у кого сдох кот и почему, кто это видел и что говорит по этому поводу и так далее.

Всё это рассказывается каждому встречному громко и истерично. Руки бабы Дуни, она же – Дуська, при этом молотят воздух, словно лопасти ветряной мельницы. Возражать ей бесполезно – она всё равно не услышит. Глаза её бродят сами по себе по возбуждённому лицу, ноги от нетерпения временами как бы разворачиваются вправо или влево, и как бы сами бегут к следующему собеседнику – так Дуське не терпится распространить горяченькую информацию.

К вечеру выясняется, однако, что около восьмидесяти процентов рассказанного выдумано. Кем – это никогда не удаётся выяснить. Но сама баба Дуня наотрез отрицает своё авторство. Похоже, в ней умерли две великие личности – любвеобильная Анжелика и плодовитая писательница.

Бухенвальд без бабы Дуни, она же – Дуська, давно захирел бы от информационного голода, ведь газет, книг и прочей полиграфической продукции здесь не держат, во-первых, по причине безденежья, во-вторых, по причине безудержного воровства. Газета в почтовом ящике не пролежит и минуты после ухода почтальона.

Когда Дуська встречается посреди главной улицы Бухенвальда со своей соседкой Варей, это надо видеть, так как словами передать происходящее трудно, почти невозможно. Варе тоже семьдесят, но она в такой поре находится, кажется, уже лет сорок – засохнув, как вобла, искурившись до черноты, Варя не меняется от времени.

Варя и Дуська могут часами стоять на улице и, отчаянно молотя руками, абсолютно независимо друг от друга выкрикивать, бросать друг в друга причудливые информационные блоки.

Иссякнув, каждая из них побежит в свою сторону, но при встрече с очередным объектом (приёмником информации) происходит как бы взрыв «сверхновой».