Владимир Калинин - Амулет Драгомысла

– Нашли, как есть, мою пропажу! Раньше времени ликовал хозяин. – Ведь, я без него, как без ног! Участковый, демократично, охладил его. – Не спеши, Никита Терентьевич, у товарищей, из уголовного розыска, есть к тебе вопросы по другому поводу! Потерпевший и свидетель обиженно замолчал, и долго не мог взять в толк, чего хотят от него товарищи, из районного УГРО. Выручила, вездесущая, внучка. – Дед, ты всё на свете позабыл, тётя спрашивает тебя о дяде Саше, что у соседа нашего гостил! Дед, ну покрути «шурупики», он приезжал из города, забыла название, ты ещё его пьяный дразнил, «вятские мужики хватские, семеро одного не боятся»! Теперь уже участковый и оперативники не могли сдержать смешок. Никита Терентьевич сначала смутился, а затем, грозно, приструнил внучку. – Цыц, стрекоза, не мельтеши перед глазами, когда старшие разговаривают! Да, помню я его, конечно, у Федота Стремянного, племяш внучатый был Славик, в городе Кирове, а Сашка этот, друг его, гостил тогда тут, будучи в отпуске! А что стряслось то? Набедакурили, чего ни будь? – Потерялись они, Никита Терентьевич, вот и разыскиваем! Фамилии их не знаете? – Фамилии? Нет, товарищи, не знаю! – А сосед ваш этот, Стремянной, дома? Он, наверняка, должен знать!? – Так Федот то умер, дом пустой стоит! – Как умер? Когда? Удивился участковый. – Тогда и умер, после отъезда Сашки! Выпивал он крепко, должно, сердце не выдержало! – Странно, почему я этого не помню!? Проговорил Храпов. – И фамилию эту не помню, может, что напутал ты, Селуянов? – Ничего я не напутал, фамилию его, я и знать не знал, а Стремянной, это прозвище! Он же ваш сиделец, из политических, вот, и проверяйте! Миша показал Селуянову посмертную фотографию, отравленного «глухаря». – А этого гражданина, случайно, не знаете? Подбежавшая, Анфиса посмотрела на снимок, и сказала, убегая. – Так это дядя Славик, и есть, тот ещё алкаш! Никита Терентьевич, присмотревшись, подтвердил. – Так и есть, племяш соседский! – А дату, когда умер ваш сосед, хоть приблизительно, не назовёте, Никита Терентьевич? – Так, и вспоминать нечего! Протараторила, подбежавшая, Анфиса. – На другой день, после того, как мотоцикл потерялся! Селуянов вскинул брови. – Ведь, и правда, товарищи, я пошёл к нему пожалиться, а от него почтальонка вышла, новенькая, незнакомая, говорит, помер ваш соcед! – Ещё один вопрос к вам, Никита Терентьевич! Поинтересовался Миша. – Много ли бензина оставалось в баке вашего мотоцикла? Селуянов, с радостью, ответил на долгожданный вопрос. – Да, посчитай, нисколько, кот наплакал, на два, три километра пути! – По какой дороге вы в Ненилов Скит ездили, Никита Терентьевич? – По большаку я не езжу, а напрямую, через лес, по грунтовке, по старой просеке, так в два раза короче! – Спасибо! У меня к вам вопросов больше нет!

И так, вопросов, к сожалению, не убавилось. А, многократно, прибавилось, и их все придётся решать! Думал Миша. Он почувствовал, вдруг, усталость, в голове его, постепенно, нарастал неприятный шум, как шум приближающегося шторма. Волны, которого, били в голову изнутри, как кувалдой, всё сильнее, и сильнее. Их уже невозможно было терпеть, череп, как будь-то, раскалывался от боли. В глазах его потемнело, и он снова потерял сознание, схватившись руками за голову.

– Однако, контузило вчера лейтенанта, вон, как корёжит, надо бы его в чувства привести, а потом медикам покажем! Семёныч, понятливо, кивнул головой, и удалился в машину, за аптечкой. Нашатырь и обезболивающая таблетка, временно, сделали своё дело. Миша сидел на лавке, в доме Никиты Селуянова, и виновато оправдывался. – Как то, неожиданно, меня торкнуло! Простите, пожалуйста, за доставленное беспокойство, сейчас я уже в порядке, и готов к работе! Вера, молча, смотрела на него, жалостливым взглядом, и не проронила ни слова. Храпов и Семёныч, в голос настояли, немедленно, ехать в Ненилов Скит и показаться медику. Они ехали по короткой дороге, по настоянию Храпова, Мишу мутило, и приступы тошноты вынудили его, попросить Семёныча остановиться, у выезда на большак, перед самым селом. Он вышел из машины и шатающейся походкой свернул на обочину, к большой куче старых веток и чащи, образуемых обычно, при чистке сваленных на нужды деревьев. Эта, вынужденная остановка, вдруг, решила одну из его задач. Согнувшись, к загнивающей куче, при позывах рвоты, он увидел в промежуткаж между вервей, в середине кучи, блеск металла. Радостное чувство, возможной находки, заставило его забыть, зачем он тут, и придало сил, чтобы поднять этот ворох. И взору открылся, изрисованный белыми цветочками, мотоцикл.