Олег Ярков - Туман. Книга вторая

Но на момент, когда началось наше повествование, слова «приключение» и «задание» ещё не имели существенной разницы для помещика. Пока не имели. Имело лишь значение скверное состояние организма, с которым Кирилла Антонович боролся с помощью философского вопроса и неотрывного глядения на воду с правого борта парохода. Нет, с левого… или, всё же с правого? С того борта, на котором не крутилось гребное колесо. Да, и не важно, какой борт, каким считается при постоянной тошноте. И не важно, какой смысл заложен в словах «леер», «клотик» и «румпель». Хотя – нет. Румпель – это правильное название формы носа у тощей немки с зонтиком, одновременно являющейся женой престарелого бюргера, занимавших каюту по соседству с Кириллой Антоновичем.

– Господи! Ну, причём тут «румпель» и нос? – подумал про себя помещик. – Как же мне скверно, а? Как же скверно!

Наверное, есть такие люди, которые подмечали странную особенность в манере развития событий, внутри которых эти люди оказывались. На первых порах новое предприятие видится легким, понятным и, что самое странное, вполне выполнимым. Однако же, эти первые пары так стремительно улетучиваются, превращая туманную и лёгкую простоту в ясно различимую сложность, изобилующую многообразием острых углов и, не менее ясно различимых, тупиков.

Кстати, именно эту мысль и породил мозг Кириллы Антоновича сразу же, как он проговорил про себя о том, что ему скверно.

А как, в действительности, развивались события, так успешно видоизменившиеся из простых и понятных, в скверные по телесному состоянию, и более непредсказуемые, по сути?

А развивались они следующим образом. Легко и не вполне обдуманно приняв приглашение Александра Игнатьевича Толмачёва, содержащееся в письме, написанном на гербовой бумаге, и доставленным с нарочным в имение господина Ляцких, добрые друзья, а это сам Кирилла Антонович и его сосед штаб-ротмистр Краузе Модест Павлович, отправились в Москву. Куда, собственно, и прибыли.

На вокзале, делая честь пригласившему друзей надворному советнику, помещики были встречены человеком в штатском платье, однако с хорошо приметной военной выправкой, который и проводил их в небольшую гостиницу в Толмачёвом переулке. Позднее Кирилла Антонович сочтёт весьма символичным «двойное Толмачёвство», встретившееся им в Москве. Но это будет намного позднее.

Переодевшись с дороги и освежившись (хотя порядок сих действий был иным), господа Ляцких и Краузе отправились на пешую прогулку. Целью прогулки была ресторация, в которой должна была состояться встреча с господином Толмачёвым.

По мнению встретившего их чина (а в этом помещики ни секунды не сомневались, ничуть не поддавшись соблазну принять оного за гражданское лицо из-за его штатского платья), найти нужную ресторацию было делом не сложным.

– Вам следует пройти несколько улиц и свернуть… – встречающий достал из брючного кармана сложенный вдвое листок плотной бумаги, развернул его и, указывая мизинцем, который совершенно не гнулся, на синие точки на плане, начертанном от руки, – вот тут, и тут.

– Простите, вы в кавалерии служили? – Невпопад спросил Модест Павлович.

– Крестиком обозначено место, куда вам следует идти. Это ресторан «Крым». Вы его легко узнаете по тому, как он, мягко говоря, окрашен. А что?

Последнее «А что?» упёрлось, словно выставленным пальцем в Модеста Павловича.

– Вы близко знакомы с саблей. Я прав?

Встречающий (кстати сказать, не сделавший попыток представиться), поспешно убрал руки за спину. Повременив с ответом несколько секунд, он покачал головой, словно беседуя с самим собой, при этом, с чем-то сказанным самому себе, совершенно не соглашаясь. Однако тут же приоткрыл рот, собираясь что-то сказать, но…. Он только опустил голову, снова покачал ею и произнёс совсем не то, что ожидал от него услышать Модест Павлович и, что было особенно заметно, не то, что ему самому хотелось сказать.

– Вас там встретят, – ровным голосом произнёс встречающий, и откланялся.

Предложенный маршрут помещики прошли довольно скоро. Изредка переговариваясь и обращая внимание своего спутника на какую-либо вывеску, часть фасада или иную какую мелочь, друзья в разговоре старательно не касались манер в поведении и в разговоре своего недавнего знакомого. Знакомого, который, тем не менее, остался незнакомцем, не соизволившим представиться. Хотя обоим было интересно, отчего же он так поступил?

Читать дальше