Юлия, казалось, знала, куда им следует отправляться дальше. «Laurielgracht, дом под лебедем», – сказала она первому встреченному им извозчику.
Баронесса тихо пояснила: «Там тебя встретит тоже наш человек… Оставь у него бумаги. И далее – жди».
«Снова ждать?» – Кристоф сказал несколько разочарованно. – «Кого же на сей раз?»
«Тебе должно прийти назначение», – продолжала Юлия.
«Но… как же ты?»
Извозчик оглянулся при этих словах. Потом проговорил на чистейшем французском: «Не беспокойтесь, m-r le baron. „Мария-Амалия“ отправляется в Копенгаген сегодня вечером», – Фрежвилль, а это был именно он, снял картуз и добавил: «Как видите, кучером мне притворяться идет».
«О Шарль!» – воскликнула Юлия. – «Я так рада, что тебе удалось вовремя скрыться. Ты не представляешь, что там было…»
Кристофа слегка покоробило ее поведение. Значит, баронесса с ним просто развлеклась от нечего делать, тогда как сердце ее принадлежит Шарлю?
«Ничего особо страшного не случилось, если даже мой слуга смог найти нам место в барже», – прервал он ее.
«Ваш слуга в этом деле куда более сподручен», – проговорил шевалье ироничным тоном. – «Вы же, я думаю, не владеете фламандским? И не играете в брик-о-бра?»
Кристоф снова вспомнил про то, что, несмотря на формальные извинения, от вызова не отказался. Но сейчас – не время и не место напоминать о нем.
«Я не силен во французских забавах», – не нашел ничего лучшего, что сказать, барон. Далее он хранил угрюмое молчание, пока Юлия, как ни в чем не бывало, болтала со своим предыдущим кавалером. Кристоф чувствовал себя обманутым в лучших чувствах. И гнев его, как водится в таких случаях, обрушился, в том числе, и на даму, подарившую его своей благосклонностью.
…Они остановились у одного из бесчисленных домов, выстроенных из красного кирпича и обрамляющих канал в одном из предместий города. Юлия стукнула три раза ручкой двери в форме грифона. Открыла высокая, несколько нескладная девица в черном платье. Ее вьющиеся белокурые волосы выбивались из-под белого кружевного чепца. «Аннализа?» – спросила баронесса. «Нет, мадам. Фемке… Фредерика», – поправилась левица, косясь поминутно на Кристофа и Фрежвилля. – «Ой, а как же малютка? Вы ее оставили?»
«Ну как же можно, Фемке?», – улыбнулась Юлия. – «Но ей не очень хорошо. Кажется, жар поднялся». «О Боже!»
«Отец дома?» – спросила баронесса.
«Покамест нет. Но он непременно посмотрит Софи, как только придет», – Фемке уже рвалась взять заснувшую девочку из рук няньки. – «Надеюсь, ничего опасного».
«Ужасно не вовремя. Нам уже вечером надо отправляться в Копенгаген…»
Девица Фемке проводила их в гостиную, обставленную весьма скромно – полосатые бумажные обои, два гобелена со сценами охоты, портрет пожилой женщины в черном платье и белом воротнике, хмуро взирающий со стены напротив окна. Высокие окна занавешены были темно-коричневыми портьерами, что делало комнату крайне мрачной. Несмотря на день, на каминной полке горели свечи. Фемке продолжала хлопотать над девочкой, распорядилась, чтобы приготовили спальню. «Доктор ван дер Сханс многому обучил дочь», – заметил Фрежвилль. – «А где вторая?»
«Я сейчас ее приведу», – проговорила между прочим Фемке. – «Пусть побудет с вами, пока мне некогда».
Аннализа вышла откуда-то из боковой двери. Шла она довольно неуверенно, опираясь о стену, и Кристоф поначалу подумал, что она хромая. «Младшая дочь доктора очень плохо видит», – шепнула ему Юлия, увидев его взгляд, направленный на девушку. Первым порывом его было встать ей помочь, но он понятия не имел, прилично ли. Кроме того, Аннализа явно ориентировалась в доме. Она поклонилась всем. Кристоф смог ее рассмотреть. Она была пониже ростом, чем ее сестра, черты лица помягче, в движениях виделась осторожная плавность. Глаза у нее были синие и неподвижные, с длинными ресницами. Зрение не мешало ей весьма оживленно участвовать в светской беседе, и девица, казалось, знала, кто находится перед ней. Кристоф счел своим долгом представиться, и та весьма пленительно улыбнулась ему.
«Аннализа очень талантлива», – проговорила Юлия. – «Вам надобно услышать, как она играет на флейте».
«Ах, вы мне льстите», – девушка зарделась. – «Это сущая безделица».
«Однако ж вы сами сочиняете музыку. Причем такую, что ее следует услышать более широкой публике», – произнес Шарль-Луи. Вскоре к ним присоединилась Фемке. Разговор пошел в обычном ключе – ужасы революции, приближение войны. «У нас же тоже вот-вот восстанут», – заговорила старшая из дочерей доктора ван дер Сханса. – «И стадхаудера нашего доброго свергнут. Надеюсь, не казнят».
Читать дальше