Николай Куценко - Рубашка

Но Маша неотвратимо удалялась. Максим вдруг стал прыгать на месте и размахивать руками, кричать что есть мочи. Тщетно: жена уходила все дальше. Спокойно и степенно. Словно она шла туда, откуда ей уже не вернуться.

Максим посмотрел на свои руки: они были измазаны яркой алой кровью.

«Маша! Машка!!!» – закричал он истошно.

И внезапно проснулся. Рядом с ним на кухне стояла испуганная Маша, не понимающая, что происходит. В одной руке она держала стакан воды, в другой – какие-то таблетки. На ее лице была смесь ужаса и растерянности.

– Ты что?.. – с трудом выдавила она из себя. – Что с тобой? Ты так кричал…

Максим вдруг упал на колени и стал обнимать ее ноги, потом целовать колени и бедра. Он весь дрожал и был в испарине. Его пальцы побелели от напряжения. Он что-то еле слышно бубнил. Маша с трудом различала звуки.

– Не уходи, Машенька. Не уходи от меня. Я же не смогу без тебя…

Маша потрогала его лоб. Он был мокрым и горячим. Она потянулась за градусником, который лежал на холодильнике.

– Да у тебя жар, милый! Ложись на кровать.

– Не уходи, пожалуйста, – скулил он, все еще обнимая ее колени.

– Никуда я не уйду. Чего ты так испугался?

– Это сон! Дурной сон, будь он неладен.

– Да всякое может присниться!

– Ты не уйдешь от меня? – вдруг на полном серьезе спросил он.

– Да куда же я уйду от тебя? – Она улыбнулась, немного наклонив в сторону голову. Застеснялась.

– Я тебя никуда не отпущу!

Маша помогла мужу подняться, усадила на диван. Затем включила чайник и, достав банку с медом, разложила его по тарелкам.

Максим посмотрел в окно. На улице, нарушая темноту, светил тусклый одинокий фонарь. Рядом с ним бегала дворняга, иногда тявкая и скуля. Максиму стало жалко дворнягу – ему захотелось взять ее к себе и ухаживать за ней. Вдруг он подумал, что хочет сына или дочку. Хочет ребенка, чтобы заботиться о нем. Он осознал это так ясно, что ему даже стало больно: почему он потерял столько времени? Они потеряли!

– Маша, я хочу ребенка! – сказал он и встал с дивана.

Жена слегка опешила от услышанного и даже закашлялась.

Поставила чашку с чаем на стол и уставилась на мужа.

– Чего? – Она все еще делала вид, что не расслышала.

– Я хочу ребенка!

– Но ты же… – неуверенно начала она. – Вроде бы ты всегда говорил…

– Ну и что? Мало ли что я говорил? А сейчас я передумал! Бывает!

– Хорошо… как скажешь, – тихо произнесла она и опустила глаза.

– Я люблю тебя, Маша! – сказал он неожиданно для себя.

Жена ничего не ответила, а лишь села ему на колени и нежно обняла. И тут до него дошло, что он никогда ей такого не говорил. Что сказал эту фразу ей первый раз в жизни. И от этого ему стало больно и жалко – и ее, и себя. Жалко до боли. Он жадно прижал к себе Машу и заплакал.

– Успокойся, милый, все ведь хорошо, – тихо говорила она и гладила его по голове.

За окном появились первые лучи солнца. А бездомная голодная собака все так же скулила, нарушая ночную тишину.

Через несколько минут они заснули.

Здание института располагалось рядом с метро на севере Москвы, в часе езды от дома. Это было старое массивное советское строение. Не сказать чтобы красивое, но и не слишком страшное. В общем, рядовое советское здание. Таких по всему бывшему Союзу насчитать можно не одну тысячу.

Максим подходил к нему и по пути считал этажи. Их было семь. Тоже – не много и не мало.

От всей этой ординарности и обыденности Максиму стало грустно. Он понял, что теперь вся его жизнь будет связана с этим зданием. В лучшем случае лет через тридцать он станет директором института, скорее же всего так и будет прозябать заведующим лабораторией. Устройство этой, по сути министерской, системы было незыблемо. Человек попадал в нее, пристраивался, а дальше уже плыл по течению. И так всю жизнь.

Максиму же хотелось бурной деятельности, развития, свершений и, конечно, успехов. Ох как он был голоден до них. Лучший студент, лучший аспирант – все это уже было, а тут его карьера только начиналась. Но, глядишь, все не так и плохо. Ведь Союза больше нет, у института новый молодой директор, которому меньше сорока. Он сможет стать его другом. Конечно, они не ровесники, но все же и не люди разных поколений.

Директор – светлая голова, яркий ученый и интересный человек – сразу заприметил молодого аспиранта Максима на одной из конференций. Затем позвонил ему и предложил должность. Максим согласился не сразу. Долго думал и советовался – то с друзьями, то с родителями Маши. Он понимал, что страна распалась, пришли новые времена и многие ученые уходят в бизнес, создают свои компании. Чувствовал: если застрянет здесь, все его бурные и оригинальные идеи так и останутся лишь идеями, потому что институт будет выживать в этой новой системе ценностей и приспосабливаться к ней. И даже неясно, выживет или нет.