Петр Немировский - Дом на Мизери стрит

– Пит! Мой русский брат! – воскликнул он, не выказав никакого удивления от этой неожиданной встречи.

Я не уловил в его лице и тени зависти или стыда. Ведь, по сути, кто он теперь? – наркоман, освобожденный из тюряги. Больной СПИДом. Бомж.

Впрочем, я уже знал, что наркоманы свой стыд проявляют не так, как «обычные» люди. Невозможно представить, на какое безумие, на какой отчаянный поступок их порой толкает именно стыд.

Мы обнялись, похлопав друг друга по плечам, отдавая дань традиции многих наркологических клиник в Нью-Йорке, где между наркологами и пациентами царит этакая панибратская атмосфера.

– Вот так, встретились…

Мы коротко вспомнили студенческие деньки, учебу.

– Я еще не все потерял в жизни! Еще не полностью проигрался! – говорил он, когда я оформлял ему бумаги для приема. – У меня остались две самые главные вещи в жизни, – он вытянул вперед руку с растопыренными пальцами. – Во-первых, у меня есть жизнь, – решительно загнул один палец. – Во-вторых, у меня есть Бог, – загнул второй. Затем сжал кулак и потряс им над головой так, словно только что одержал важную победу. – Жизнь и Бог! Понимаешь?!

Я одобрительно кивал, поражаясь его стойкости. «Молодчина мужик! Все потерял, всего лишился, но сохранил веру. Не озлобился, не пал духом».

Широко улыбнувшись (улыбка его после тюрьмы еще больше стала напоминать волчий оскал), Питер вдруг полез в свой рюкзак и, порывшись там, вытащил фотографию: мы с ним вдвоем, в институте, на выпускной церемонии. Стоим, обнявшись, с дипломами в руках.

– Ва-ау! «Братья Питы»! – воскликнул я. У меня такой фотографии не было. – Дай мне этот снимок, я сделаю себе копию и потом тебе верну.

– Конечно, бери.

Я не расспрашивал его ни о его СПИДе, ни о бывшей жене, ни о тюрьме. Слишком много для первого раза. Да и куда спешить, впереди еще – столько времени, – думал я.

В холле ждали вызова другие пациенты. Директор с недовольной миной уже заглянул в мой кабинет, мол, почему так долго оформляешь прием?

Я дал Питеру список мест в районе, где была бесплатная кормежка для нищих и бездомных. Позвонил в один дом трезвости и договорился, чтобы ему там предоставили место.

– Это на первых порах. Потом подашь заявление на пособие и льготную квартиру, ведь у тебя СПИД… Со временем устроишься наркологом в какую-нибудь клинику, у тебя же есть диплом и опыт работы. Постепенно все наладится.

Он кивал, сжимая кулак в знак решимости бороться и победить. И не сводил с меня улыбчивых, но несколько напряженных глаз, словно ожидая чего-то.

Я бросил взгляд на закрытую дверь. Полез в карман, вытащил оттуда две смятые двадцатки.

– На, бери. Отдашь, когда сможешь.

– Сорок баксов, – взяв деньги, Пит облегченно вздохнул. Затем задумчиво наморщил лоб.

Он, конечно, знал, что наркологам, как и всем сотрудникам любой наркологической клиники, включая секретарш и уборщиков, строжайше запрещено давать пациентам какие-либо деньги. Пит бы понял, если бы я не дал ему ни цента. Ему терять нечего, а у меня могут возникнуть неприятности на работе. Потому что с пациентом-наркоманом, каким бы распрекрасным и честным он ни казался, всегда рискованно переступать границы профессиональных отношений и переходить в область «чисто человеческих». Особенно, когда речь идет о деньгах.

Думаю, он все-таки ожидал от меня такого поступка – благородного, но совершенно непрофессионального. У него не было ни цента. Только карточка на проезд в метро. И жизнь. И Бог.

Он спрятал доллары в карман. На нем были стоптанные кроссовки, потертые джинсы и ношеный свитер.

Мы снова обнялись, попрощавшись до следующего утра. Но Питер не появился ни на следующее утро, ни через неделю. В том доме трезвости, где я насчет него договорился, его так и не дождались. Никаких способов узнать, что с ним и где он, у меня не было.

Осталась только фотография, где мы с ним вдвоем, – студенты-дипломанты.

Что с ним случилось? Почему он исчез? Правильно ли я сделал, дав такому хронику, истосковавшемуся в тюрьме по наркотикам, сорок долларов? Это же четыре пакетика героина или кокаина! «Кокс нюхают, геру колют. Смотри, не перепутай, мой русский брат…»

Купил ли он себе на эти деньги хот-дог и кроссовки или же проклятые пакеты? Снова завис*, заторчал, может, опять попал в тюрьму? Добро или зло? Плохо или хорошо? Когда имеешь дело с наркоманом, то наши обычные понятия вывернуты наизнанку. Вокруг одни фантомы, призраки, подобия истины…

Не знаю никаких подробностей о его страшной болезни и его уголовном деле. Не бывшая ли жена его заразила?..