Виктор Кустов - Русский манифест

Да, несмотря на пустые прилавки в магазинах, мы были в той стране чертовски богаты.

Потом пришёл капитализм.

СССР не стало.

Дефицита продуктов и ширпотреба не стало.

Правда, появился более страшный дефицит.

Дефицит, поражающий душу.

Дефицит знания культуры иного народа.

Мой мир сузился, замкнулся в рамках минувшего, и на отдалении всё более и более острой становится ностальгия по ушедшим временам. Нет, не по советской империи и партийном диктате, которыми всё продолжают пугать нас доброхоты. Ностальгия по тому, что моя книжная полка, на которой мирно уживаются, обогащая друг друга, прагматично-рассудочный Запад, знойно-лукавый Восток, эмоционально-энергичный Юг и рассудительно-основательный Север, вот уже многие годы совсем не пополняется…

А ведь внукам придётся тратить силы и время на обретение утраченного.

Я нисколько в этом не сомневаюсь.

2009

(Русская литература в журнале

«Южная звезда» 2001-2011 гг.)

ВМЕСТО ВСТУПЛЕНИЯ

Всё в подлунном мире циклично. И этому маху эволюционного маятника времени подчиняются все без исключения, даже критики, взявшие на себя непомерную ношу претендовать на прозорливость, быть судьями. Оттого и не могли они не поддаться общему апокалиптическому настроению, не могли не внести свою лепту в общий хор хулителей выпавшего на нашу жизнь периода перехода из одной формации в другую. И трудно с ними не согласиться, ежели видеть страну в границах московской кольцевой дороги, а оценивать тот же литературный процесс по столичным писательским тусовкам и продукции столичных же издательств.

Не буду спорить, маятник занял своё крайнее положение бездуховности, так воспринимает во всяком случае сегодняшний день наше поколение, знавшее, может быть, более застойные, но и более духовные годы. И мы это ощущаем даже в менее подверженной разложению провинции, благодаря массированному оболваниванию телевизионной ложью. Каково же на переднем крае, в столице, там и просвета в рыночном разгуле серости не видно…

Впрочем, это утверждение вполне подходит и к брежневским застойным временам, тогда так же массово издавалась идеологическая – правда, благодаря цензуре и грамотному институту редактуры, более качественная, чем ныне – стряпня. А в дефиците было истинное, то, что является продолжением многовековой столбовой дороги общечеловеческой эволюции культуры. То есть эволюции души. И в самые аховые и смутные времена всегда находились творцы, которые создавали то, о чём не ведали даже авторитетные критики, старательно изучавшие наглое, нахрапистое, что лезло в глаза, что преподносил им издатель, служащий то режиму, то рынку. И крайне редко, оттого имена таких провидцев и остались в истории, вечности.

Не в обиду сегодняшним достопочтимым критикам будет сказано: стоило бы отвлечься от яркой мишуры раскрученных писательских проектов да вспомнить своих предшественников более чем столетней давности с их умением находить истинное под наносным. Оттого и не могу согласиться с теми, кто торопится прошедшее десятилетие обозвать непродуктивным, выхолощенным. Именно в это десятилетие, судя по книжным магазинам, несомненного засилья комерческого чтива, пусть маленькими тиражами, но выходили за счёт автора или с помощью редкого филантропа настоящие книги. Продолжали удерживать плацдарм высокого мастерства пусть и мизерными тиражами не только старые известные толстые журналы, но и появившиеся, невзирая на их очевидную коммерческую невыгодность, новые. И функции у них остались прежними: связывать неразрывный литературный (духовный) процесс, предоставляя новым авторам возможность выходить к читателю, – пусть и немногочисленному нынче.

Но я бы согласился с пессимистами в том, что публикации минувшего десятилетия в толстых и не очень толстых журналах, в мало– или многотиражных книгах, долженствующих вроде бы поднять планку художественности и мастерства, в действительности снизили её. Но при этом существенно расширили диапазон творческих изысканий.

Я называю это «опьянением свободой» .

Когда было многое под запретом, Слово позволяло себя раскрыть настоящим мастерам, делясь тайной многозначностью многомерности, мощью, неподвластной даже времени. Снятие запретов, в том числе нравственных и профессиональных, породило вал словесных поделок, обманок, в которых преобладает смысл поверхностный, одномерный, а оттого практически не воздействующий на внутренний мир, душу человека. А зачастую и дезориентирующий, развращающий, лишающий той самой духовной силы, которая и делает человека человеком. Самыми многотиражными, востребованными издателями, которые утратили просветительский дар, стали поделки ремесленников строчкогонства, подражательства.