Виктор Кустов - Русский манифест

…Когда сегодня не находят общего языка грузины и абхазцы, мне это непонятно. И горько. В годы советского прошлого литература этих двух народов воспринималась мною как единое целое. Колоритный язык, своеобразные обычаи, южный темперамент и мудрый оптимизм как итог некоего тайного знания – всё это делало писателей тогда Грузинской республики в составе СССР интернациональными.

«Справа от моего села протекает река Губазоули, слева – небольшая речушка Лаше, кишащая крабами, бычками и босоногими мальчишками. Через Губазоули перекинут мостик. Каждой весной взбушевавшаяся река уносит его, оставляя только торчащие из воды сваи. И всё же моё село самое красивое и весёлое в Гурии. Я люблю его больше всех сёл на свете, потому что нигде не может быть другого села, где жили бы я, бабушка, Илико, Илларион и моя собака Мурада…»

Это абзац из романа Нодара Думбадзе «Я, бабушка, Илико и Илларион», по которому моё поколение внешнюю оболочку усатого рыночного торговца фруктами или цветами в неизменной кепке-«аэродроме» заполняло искромётным симпатичным содержанием, делая «аэродром» частным случаем, а прозу Думбадзе – истинным описанием бытия грузинского народа.

Фазиль Искандер долгое время для меня тоже был грузином. Его «Кролики и удавы» сразу после публикации ходили по рукам, по этой повести мы выстраивали свои аллегории, находили подтверждение собственному пониманию происходящих в обществе процессов.

Публикация в самиздатовском сборнике главы из романа «Сандро из Чегема» «Пир Валтасара» стало смелым и своевременным откровением. Это с точки зрения содержания. Для тех, кто в то время уже предчувствовал перемены. Но для меня проза и Думбадзе, и Искандера – это прежде всего цвет, звук, запах, интонация… И это удивительная, просто роскошная, под стать здешним местам и климату, образность…

«Порывы озонистого воздуха порою трепали его голос, как бельё на верёвке, иногда слишком сильный порыв ветра, оборвав кусок недослышанной мелодии, уносил его с собой и вышвыривал её на берег.

Иногда наоборот, как бы заталкивал назад в его поющий рот уже спетую часть песни, но Арменак, напружинившись, вышибал её из глотки последующим куском мелодии, и в воздухе несколько мгновений дребезжали куски мелодии, заклинившиеся и рвущиеся в разные стороны, как сцепившиеся собаки».

Это картина из «Сандро из Чегема».

Так и стоят на полке рядом произведения грузинского и абхазского писателей, заставивших меня влюбиться в народы и культуру, которые они представляют, и события последних лет, случившиеся в благодатном тёплом краю, я так, похоже, и не смогу принять и постигнуть. Как, пожалуй, не приму никакого объяснения тому, что сейчас лишён возможности наслаждаться современной грузинской литературой. Думал, может, её уже нет, но прочёл в журнале «Голос Кавказа» подборку грузинского поэта Владимира Саришвили и ещё раз убедился, как обеднели мы за последние годы, утратив доступ к чистым родникам слова…

Не могу удержаться, чтобы не привести всего одно стихотворение «Зима» из этой подборки.

Торгуя оптом и вразнос

Лебяжьим пухом, карамелью

Сосулек, опустивших нос,

Бранясь с пургою и с метелью,

Не зная роздыху ни днём,

Ни ночью, лютовала долго,

Переругалась с февралём,

А март простить не хочет долга.

И не помогут взятки тут -

Товар весь будет уничтожен.

Ручьи – сотрудники таможен -

Уже бегут, бегут, бегут…

Пройдут годы, десятилетия, и наши потомки переживут новые открытия оставшегося в прошлом, неоправданно забытого. Откроют они вновь и романы Юрия Рытхэу, по которым будут изучать историю чукотского народа в противовес расхожим анекдотам. И пусть в них немало штампов, того, что называется социалистическим реализмом, они отражают своё время.

«Между тем около школы собралась толпа, хотя до начала ещё было далеко. Чтобы не скучать, юноши устроили прыжки в длину на снегу, а ребятишки ловили арканом оленьи рога. Зрители возгласами подбадривали прыгунов, а наиболее бойкие из стариков сами становились в ряд. Кто-то принёс пастуший посох и утиное крыло. Посох воткнули в снег, крыло привязали к нему довольно высоко от земли. Нужно было прыгнуть так, чтобы сдвинутыми носками достать до утиного крыла».

Это абзац из романа Рытхэу «В долине маленьких зайчиков».

«Сколько древесины пришлось уложить в цифры Мартину за его жизнь! Цифры были миром людей-букашек, без цифр они были беспомощны. Они измеряли и вычисляли, сложное делали простым, а то, что в природе было кривым, – искусственно выпрямляли. Искусство людей и природа находились в разладе и не жаловали друг друга; надо полагать, что не жаловали. Порой природа оказывалась столь всесильной, что могла равнодушно взирать на геометрию и прочие ухищрения. Но тем беспощаднее становились люди, создавая своё искусство, которое во что бы то ни стало должно было изуродовать природу…»