Илья Бондаренко - Лекарство для Маши

Прекрасно покидать старое место. Когда с работы увольняют, и ты становишься свободным. Я б хоть каждый день увольнялся, было бы откуда. Но из Москвы я не уволился, а убежал. – Поставили нам начальником какого-то прапора назойливого. И как отрезало. Позвонил, сказал, что болею, дождался зарплаты, собрал две свои сумки, выключил телефон и уехал. Кучу служебного барахла увез с собой, а куда его было девать из багажника? Бригадир, правда, у нас был там нормальный человек, один из всех. Спокойный такой, без выкрутасов. Месяца через два позвонил ему:

– Как – говорю, – мне оборудование ваше отдать?

– Да пес его знает как, – отвечает холодно, как предателю, – это сложно все, склады, приемка, выписка.

Ну и хуй с вами, – выбросил потом все это на свалку.

В здоровом обществе вообще не должно быть понятия «работа за деньги». Работать надо на пользу своей личности, чтоб она крепла, росла над собой, а когда вырастет, – можно уже и на пользу обществу, чтоб и оно не отставало.

Вот по тротуару идут дети лет пяти. Много их. Человек двадцать, воспитатель с ними или даже два воспитателя, а дети за руки держатся. Мальчики и девочки. Что-то происходит в организме, когда видишь детей. Особенно в таком количестве. Плакать хочется, они какие-то жалкие. Хотя умом понимаешь, что это взрослые жалкие, а дети – прекрасные, почти совершенные, потому что не задавлены еще красными шеями своих толстолицых пап. И как только получается из таких прекрасных существ вот это…?

Корень моей нелюбви к взрослым уходит тоже в детство. – На машинке я катался. Бывают такие машинки, которые в парках на прокат дают. Дорожки, столики какие-то, травка, голоса, ноги кругом. Катаюсь, катаюсь, и вдруг останавливает меня какой-то мужик, может работник аттракционов или еще кто, и говорит так строго:

– А почему у тебя на машине фары не горят? Они с самого начала не горели?

Что я ему отвечу, немой, маленький, напуганный, ничей, – ну не горят и не горят, я откуда знаю, что они должны гореть! А он как-то деловито и так раздраженно говорит, что надо кого-то там оштрафовать или что-то наподобие, я толком не понял, а он ушел. Ушел и забрал с собой все мое детство. Подъехал я к родителям, – не хочу больше кататься. И больше не катался. Никогда. Мелочь вроде бы, а на всю жизнь комплекс вины за не горящие лампочки…

Хороший человек – это, прежде всего, хороший педагог. Чем лучше ты педагог, тем лучше ты человек. Педагог, он всегда ведущий. Он сердцем ведет, не головой, точнее и головой тоже «подруливает», но тех, которые с головой, на Родине много, а вот с сердцем – практически нет.

Существует стереотип мудреца-учителя. Это какой-то седой мужик бородатый, как апостол. На самом деле, физически одряхшее тело – это, почти наверняка, показатель большего маразма, а не большей духовности. Прискорбно, что в учебные заведения преподавателей до сих пор принимают на основании диплома. Вот стану ректором – всем вам хана, ребята! Лучше сразу увольтесь!

Хорошего преподавателя распознать легко. Он смешной, пухленький, энергичный и глаза добрые. Знания – вторичны.

Я когда на свою последнюю работу устраивался, у меня будущий начальник подразделения даже не спрашивал ничего.

– По глазам – говорит, – вижу, что нормальный, подходишь.

Правда работа там была снова провода в дырки совать. А на другие должности меня никогда и не брали! Опыта нет. А откуда ему появиться, когда все отказывают? Продавать бытовую технику – не брали. Продавцом телефонов тоже не смог устроиться, директор оказался хитрее меня, спросил:

– А какая у тебя самого модель телефона, а?

И тут я понял, что не подхожу. Модель моего телефона называлась «Просто чтоб позвонить». Я вообще-то больше сам люблю выпендриваться, чем через вещи. Обычным банковским мальчиком на побегушках меня не приняли тоже. Для убедительности я наврал, что имею опыт работы по специальности, правда, не смог внятно объяснить, что конкретно делал. Даже удочки меня продавать не взяли, потому что на собеседовании выяснилось, что и у них тоже есть модели!

– Ну и хер с вами и с вашими удочками, чтоб вам разориться. Что же это за блядский мир! – возопил я в конце концов. И пошел снова тянуть провода.

Лето бывает холодным, бывает жарким, но всегда оно волнительно долгожданное. Лето – как первый секс. Сейчас лето холодное, но это не важно. Денег у меня пятьсот рублей осталось, но зато есть лето, и оно вселяет надежду, не знаю пока на что. Может на счастье…