Я обещал быть с ней, но даже не смог появиться на похоронах отца. Он умер в прошлый четверг, а я даже не плакал. Иногда, мне кажется, что за эти годы я разучился плакать искренне. Куда делись мои чувства? Почему я так часто ощущаю холод в своем сердце?
Молли рассказывала, как выглядит моя мать, как синее тело отца погружали в землю, как падали красные розы на его могилу. И в момент соприкосновения бутонов и земли, искусство пачкается грязью реальности. Она рассказывала, как много слез падало вниз, что мой дядя не мог удержать в себе боль, успокаивая мать. А я? Мне плевать. Люди рождаются, чтобы умереть. Именно этот миг, от рождения до смерти, либо жизни иной, можно считать той самой жизнью.
Во мне нет ни скорби, ни печали. Я робот, механизм без пружин и вен, без нервной системы и возможности сопереживать. Я – оболочка, для очередной оболочки. Своеобразная эмоциональная матрешка. Разбери меня на части и расскажи миру о бесчеловечности, об алчности и галлюцинациях. Рассмотри меня под микроскопом, чтобы я почувствовал себя на секунду жалкой бактерией в зараженном организме общества. Вырежи меня, как злокачественную опухоль, чтобы я не смог убить ваш мягкий мир.
Земля падала на красный гроб, а Молли плакала. Она плакала, потому что так принято. Общественные нормы порождают стандарт мышления, а стандарт дарит зависимость и рамки.
Молли рассказывала, как седая мать ждала меня у гроба. Возможно, она и сейчас там, а я здесь желаю пересечь очередную границу, чтобы маленький Освальд получил право на жизнь. Меня перестало волновать то, из кого вытянули почку, сколько людей остаются брошенными без органов в братские могилы в лесах Латвии и Сербии. Это не мое дело. Я – курьер. Мои двадцать пять процентов от каждого заказа, плюс оплачиваемый отель и проживание.
От Гамбурга до Амстердама. Свежая норвежская рыба.
Я открываю глаза. Рядом со мной водитель и маленький Коли. Я смотрю в его глаза, они залиты кровью. Треснутые губы соприкасаются друг с другом, и он молчит. Лишь смотрит сквозь меня, словно я призрак, невесомый, незаметный. И это очередная ошибка. Ведь, из нас двоих реален только я. Маленький Коли – очередная галлюцинация после пробуждения. Его голое тело отдает трупной белизной, на которой разрастаются гниющие метастазы. По ярким венам, которые отчетливо выделяются на его теле, создавая загадочные узоры Бога, бежит черная гнилая кровь. Она наполняет мешки под глазами, и я хочу признаться миру в своей убогости.
– Если не секрет, что Вы везете? – спрашивает водитель с татуировкой змеи, которая проходит от самого рукава его синего свитера до пальцев.
Коли открывает рот. Из уголков губ сочится черная кровь. Он пытается что-то сказать, но я лишь вижу, как рвутся сухие соединения, а в глазах ребенка появляются слезы и гнев. Давай, расскажи мне то, что не дает тебе спокойно спать в своем уютном голубом гробике! По его телу проходить ужасный шрам от шеи до паха, изогнутый и выполненный в стиле змеи. И ее голова открывает свои сухие губы, чтобы они трескались.
– При всем уважении, Вам лучше не знать этого – отвечаю я.
Я бы предпочел этого не знать. Слышишь меня? И я смотрю на Иисуса, который одобрительно качает головой, когда наш фургон подпрыгивает на очередном ухабе. Он передаст.
Коли открывает рот, и трупные черви выползают на свет очередного дня. Маленькие желтые личинки падают на его голые колени вместе с могильной землей. Я вижу, как по горлу ползет грязный ком крови и рвоты, чтобы упасть в реальность, поразить мой безразличный взгляд.
Я привык. Меня пугает отсутствие маленького Коли, Петра, Луизы, нежели их прямое присутствие. Пугает само переживание за детские трупы и их души. Я открываю глаза в постели, в метро и мертвые дети преследуют мое измученное тело.
Губы Коли двигаются, изо рта доносится писк.
– За что? Я мертв?
Его губы, моя нарколепсия, галлюцинации, знакомые из долгих лет. Мои ресницы сплетаются в объятия, я делаю большой глоток воздуха и вновь открываю глаза.
Коли больше нет.
В салоне лишь я, водитель, чье имя не знаю и знать не хочу, Иисус с болезнью Паркинсона и хриплое радио с сюжетом про ДТП, но без историй о «детском конструкторе». Молли попросила бы выключить, я ее знаю, но мне, вдруг, стало безумно интересно, скольких людей погубила бессмысленная погоня на заснеженных трассах, спешка к душному офису, либо очаровательной семье.
За окном фургона пролетают черные машины и разноцветные птицы. Я хочу улыбнуться, но совершенно забыл, как это сделать, когда рядом нет Молли. Бесчувственное создание механической цепочки алчных личностей.
Читать дальше