Ирина Сабенникова - Это однажды случилось (сборник)

Но не сочтите меня тщеславной, а хотелось бы все-таки знать, как бы мне этой своей известностью насладиться в моей настоящей системе координат.

У меня никогда не было подруг, не то что у нее, подруг, с которыми я была бы знакома от младенчества, с детского сада, а потом бы ходила в одну школу и всегда жила рядом в одном доме. Знала их бабушек и дедушек как своих собственных, их родителей, братьев и сестер. Каждый год праздновала бы их дни рождения, помнила о тех подарках, которые подарили мне они еще в детстве и которые казались более значимыми, чем все последующие. За исключением разве что девяностых годов, когда приобретение всякой вещи было значительным и запоминающимся событием, будь то кастрюлька, пластиковая миска или фаянсовое блюдо для пирога с разлапистым, но, как бывает только на детских рисунках, пронзительным фениксом, обещающим нам возрождение после разрушения до молекулярного состояния нашей экономики, как на государственном, так и на семейном уровне. Подруг, которых я выдавала бы замуж, придумывала имена их детям, выслушивала жалобы друг на друга, разбирала любовные треугольники, которые на глазах превращались в многоугольники и многоходовки, меняя всех действующих лиц местами, сохраняя, впрочем, декорации и основу сюжета. Хоронила их бабушек, а потом и родителей и уже выдавала замуж их детей. Подруг, которых я знала лучше, чем многих родственников, и чьи жизни были переплетены с моей собственной и завязаны причудливым кельтским узлом, распутать который невозможно.

Я не имела таких подруг, возможно, из-за скрытности моего характера. Все, что я знала и чувствовала, никогда не казалось мне значимым для других, и незачем отвлекать людей тем, что им неинтересно.

А без взаимного доверия, без взаимного проникновения чуткими щупальцами чувств и агрессивными, даже порой хищными пальцами эмоций в судьбы друг друга, без взаимных прививок каких-то своих качеств к стволу близкой тебе души подруг не приобретешь. Это, конечно, гораздо легче сделать в ранней юности, как прививают и новый привой на молодую пошедшую в рост яблоню. Таких привоев может быть множество – без этого дружба невозможна. Так и у моей приятельницы было три подруги с самого раннего детства, какое только может человек вспомнить, три одноклассницы, соперницы, а теперь уже три особы, во многом неудовлетворенные своим настоящим, сложившимся не так, как это виделось им в полной амбиций и желаний юности.

Я впервые встретилась одновременно с ними тремя и немного опасалась той неловкости, которую привносит чужой человек в давно сплоченную компанию, но напрасно, поскольку оказалась тем несведущим человеком, которого можно просвещать и посвящать в невероятные перипетии недавнего и давнего прошлого.

От такого переизбытка внимания и ненужных мне подробностей чужой жизни даже как-то укачало с непривычки. Всех подруг звали одним именем, часто встречающимся среди наших ровесников, но я не ожидала, что настолько часто.

Марина номер один, несколько набычившись и немного наклонив крупную курчавую голову так, чтобы не выпустить меня из поля зрения и не дать мне возможности переметнуться к кому-то другому, огорошила меня сразу:

– Я мужчин знаю, – говорила она уверенным голосом, – четыре раза замужем была.

– Как, – не сдержала я невольно вырвавшегося удивления, – разве такое бывает?! И все с регистрацией в загсе?

Я-то полагала, что это привилегия мужчин. И не красотка вроде! Чем же она брала? Может быть, грубоватой своей сексуальностью без тени кокетства или флирта, которые, вроде шуршащих обертками конфет, не нужны тем, кто голоден и нуждается в простой, но сытной пище. Мне до нее далеко с моим единственным браком. Да и пойди теперь найди другого, когда первый говорит, что в любом случае останется со мной, должно быть, в качестве усыновленного дитяти. Любопытно, можно ли оформить усыновление на человека изрядного возраста? А если он старше усыновителя? Надо поинтересоваться, впрочем, с таким ребенком никто замуж не возьмет.

– Ну что ты можешь знать о мужчинах, – перебила ее Марина номер два, самоуверенная и взвинченная женщина, – тебе же все равно кто, лишь бы в штанах. А мужчины – они разные, – сказала она мечтательно и тут же добавила: – Но все – сволочи. Мой бывший первейшая сволочь был, закрутил с подругой.

Было очевидно, что давняя обида на мужа никак не может утихнуть, словно лава в смиренном вулкане, кипит и булькает и, должно быть, выжигает свое собственное нутро, не имея другой возможности для выхода.