Александр Матвеев - Чудаки на Кипре (сборник)

Вспомнилась морская жизнь на Сахалине: штормы, льды, туманы. А Жора – в южных морях, в танкерном флоте, вот и не пересекались их пути-дорожки. А потом поэзия пришла в жизнь Мареева, заполонила душу. Композитор Катя Иволга объединила их совместные песни в жизненные сцены, которые покруче морских течений. Получился мюзикл о любви морского капитана и оперной певицы. Мюзикл есть, а толку от него никакого. Может, он не подходит для постановки на сцене? А вдруг его корабль поэзии захвачен роботами-пиратами и перекрашен в чёрный цвет? А на чужом корабле «Мельпомена» – пустота и безразличие! Может, об этом его сон?

Мареев продолжал лежать в кровати, размышляя о сложностях творческой жизни композиторов, поэтов, артистов. Метафора суровой жизни! А что публика? Не всё, что публике нравится, есть хорошо. Публику тоже нужно воспитывать песнями и спектаклями! «Что я банальные вещи сам себе впариваю? – разозлился Мареев. – Неча на зеркало пенять, коли у самого рожа крива!» Если бы мюзикл был нужен, то нашлись бы и продюсер, и постановщик. А так, к кому ни обращались, все хвалят, а ставить никто не берётся!

Раздался звонок, Мареев протянул руку к телефону.

– Всеволод Иванович, доброе утро! Как вы?

– Здравствуйте, Катя! Я на даче. Замечательно всё. Солнце – разливанный свет! Весна! Птички поют. Вот только сон дурацкий приснился. Чуть не утонул в море.

– А чем закончился сон?

– Выплыл к чужому кораблю. Пока думал, как вернуться мне на свой, он – возьми снимись с якоря и был таков. Только за кормой жёлтый бурун остался. А я на рейде Лимассола, что на Кипре, остался без штанов, без документов и без денег. И что мне думать теперь?

– И рукописи горят, и поэты, случается, тонут! – засмеялась Катя. – А если серьёзно, Всеволод Иванович, то московский театр берётся наш мюзикл ставить! Может, сон в руку?

– Ой, не знаю, Катя! Не знаю, радоваться или печалиться. Ведь в том сне я один оказался, почти голым и без денег… чёрный корабль… и главное: никто меня не слышит и не видит. И почему на Кипре? Нет, мюзикл здесь ни при чём. Ведь я на остров собираюсь. Какие там приключения меня ждут? С возрастом я стал немного мнительным!

– Не волнуйтесь, Всеволод Иванович, поезжайте на Кипр спокойно! А я буду здесь заниматься мюзиклом. И денежку буду вам высылать.

– Какие там деньги, Катя! Главное, чтоб нас, как курсантов мореходки, не держали на голодном пайке!

Сказать-то сказал, но потом поймал себя на мысли о том, что нужно бы поехать в авторское агентство и зарегистрировать свои права на стихи в мюзикле. Не раз он ещё пожалеет потом, что его мысли повернулись в сторону мюзикла и что он стал думать и мечтать о нём больше, чем следовало. Оказалось, что авторские права на либретто Катя уже приписала себе. Сколько людей таким способом кормится, и все – поставщики-шипчандлеры шоу-бизнеса! Под стать настроению написал стихотворение, где была такая строчка: «Жизнь – о’кей, ядрёна мать!»

И вообще жизнь – это корабль в море, то в штормовом, то в спокойном. А порой она бывает как палуба, покрытая тёмно-коричневой краской. И пошла у Мареева длинная тёмная полоса. Тёща заболела. С женой из-за пустяка разругался, да так крепко, что до развода чуть не дошло. Мошенники развели его, словно лоха: под видом социологического опроса выудили у него номер телефона и адрес, копию паспорта где-то раздобыли и оформили на него кредит на сотню тысяч рублей под огромные проценты. Пока разбирался, сотня тысяч превратилась в несколько миллионов, судиться пришлось. Еле-еле отбился от мошенников-финансистов и их подручных-коллекторов. Разве не оказался он висящим за бортом, из последних сил цепляясь пальцами за ускользающую палубу?

Жизнь – ещё и заразная вещь, недаром американцы никогда не рассказывают посторонним о своих делах и делишках. Спросишь: как поживаешь? А какой-нибудь зачуханный американец, сверкнув белозубой искусственной улыбкой, ответит, что у него всё о’кей. В чём здесь смысл? А в том, чтобы головная боль рассказчика не перекочевала на слушателя. А у нас? Спросишь шапочного знакомого, как дела. А он в подробностях загружает тебя, как шипчандлер апельсинами, даже о тёщином геморрое не забудет. Выговорится и уйдёт, а ты потом думай-гадай, откуда новая напасть свалилась на тебя. Через какое-то время до Мареева дошло, что всякий сон заразен, он овладевает жизнью. Категорически предупредил он занудного поэта Петра Заречкина, чтобы тот не делился с ним своими фантазиями о некой риэлторше Клаве, которая по ночам внедряется в Петино сознание и занимается с ним виртуальным сексом.