Ирина Щербина - Весенних фресок многоцветье (сборник)

© Щербина И.В., 2018

© Оформление ИПО «У Никитских ворот», 2018

В саду под высокой сучковатой яблоней приютилась коляска. Совсем новенькая, весело сверкающая никелированными колёсными спицами. Пора стоит чудесная, самое начало лета. Густые облака, несколько дней застилавшие небосклон, наконец-то расступаются и открывают нежное, акварельно прозрачное небо. Выглядывает солнце, и его лучи будто шутя в один миг проникают сквозь тёмные корявые ветви, блестящим фонтаном сыплются на новую, ещё не запылённую листву, на петляющие грунтовые дорожки, на шелковистую траву. Хорошо становится в саду, празднично. А вокруг всё такое молодое, свежее. Солнечные блики – непоседливые озорники и проказники, никак не желают угомониться. Они резвятся и играют, щедро разбрасывая зыбкие, ослепительно яркие пятна. Ах, не доведут эти игры до добра! Так и есть. Под яблоней слышится лёгкий шорох, а за ним и странное урчание. Ведь коляска-то не пуста. В ней лежит человек.

Человека зовут Никита, что означает «победитель». Но какой уж там победитель! Козявочка малая, да и только. Слабое беспомощное тельце кажется бледным, словно мелованная бумага. Загар ещё не лёг на тонкую сморщенную кожицу. Руки и ноги не слушаются своего хозяина. Тяжёлая, обрамлённая светлым пухом голова смешно запрокинута назад. Тонкие жилки вьются по вытянутому черепу голубыми ручейками. Приоткрытый слюнявый рот оголяет рыхлые беззубые дёсны. Разбуженный Никита несколько раз моргает и пытливо пялится на окружающий мир сонным, ничего не понимающим взглядом. Сладкая дрёма неспешно слетает с припухших век. Во влажных, слезящихся глазах, словно в двух зеркальных осколках, отражается всё многоцветие летнего дня. Никита в изумлении. И ведь действительно есть чему удивляться! Ещё недавно тёмный, унылый сад вмиг сказочно преображается и становится подобен волшебной пещере, наполненной грудами золота и драгоценных камней. Вот бы собрать всю эту роскошь, сгрести жадными ладонями, распихать по карманам! Но Никита ничего не знает о земных сокровищах, манящих кладах, несметных богатствах. Он просто нежится на солнышке. Окружающая красота так естественна, но полна неожиданностей, может быть, даже опасностей. Вот что-то лёгкое, светлое срывается с ветвистого орешника и порхает, мельтешит перед глазами. На секунду замирает и снова оживляется, подкрадывается совсем близко. Никита волнуется, морщит безбровое лицо и уже хочет заплакать. Невесомое существо пролетает мимо и скрывается за густым кустарником. Никита переводит дух. К сожалению, он ничего не знает о бабочках-капустницах, да и о бабочках вообще. Ещё миг – и снова сюрприз. Яблоневая ветка, та, что ближе всех наклонилась к коляске, вдруг вздрагивает от внезапного порыва ветра и шелестит охапкой кудряво закрученных листьев. Никита пугливо жмурится, потом приоткрывает один глаз. Постепенно любопытство вытесняет страх. Очень хочется сорвать ближайший листок, но неумелые пальцы хватают воздух. Ещё одна попытка, ещё и ещё. Наморщенный лоб покрывается потом. Наконец заветный лист крепко зажат в руке. Он оказывается прохладным. С одной стороны – гладким, с другой – мягким, ворсистым, покрытым выпуклыми прожилками. Никита удивлённо округляет глаза. Куда ни глянь, всюду сплошные странности. А сколько тайн, сколько загадок вокруг! Вот громкие незнакомые звуки наполняют весь сад:

– Кви-кви, – несётся откуда-то сверху.

Чей это голос? Никита вжимает голову в плечи, съёживается. Невидимый певец старается на славу. Ему вторит другой, не менее одарённый.

– Тью-тью, кви-кви-тью!

Вдруг – тишина, безмолвие. Никита тревожно вслушивается. Многоголосый гомон взрывает тенистые дебри. Это птицы. Но кто они такие – эти птицы?

Восьминогий скалолаз спускается с самой вершины яблони. Едва заметная паутинка натянута, как струна… Мохнатая закорючка ползёт по тёмной растрескавшейся коре… Шустрая букашка тащит неподъёмную соломинку… Никита ошеломлён. Зрачки расширены, ноздри раздуваются от волнения. Сонный разум не поспевает за бурной действительностью. А шальной ветер гудит в древесных кронах, тревожит зыбкую листву. И каждое дерево трепещет и дрожит по-своему. Соседская девочка хохочет, играя в мяч. Вдалеке рычит газонокосилка. Разнообразные звуки переплетаются между собой, сливаются и бурлят. Хочется ворваться в эту шумную вакханалию. Так хочется, что шея раздувается от натуги, неумелые губы корчатся в безмолвной судороге, несколько раз примеряются и снова отступают. Наконец язык занимает нужное положение.