– И эти два дурака смеют еще уверять, что любят меня!, —
гудел внутри Марии готовый взорваться раскаленный котел.
А она изменилась…
– Ав, правда, ничего такого мне про любовь не говорил, но после того, что у нас было… Я же не слепая! Опять же, чуть что – целоваться лезет, дурак! Как будто имеет на меня какие-то права. Можно подумать, что мне это приятно! Забыл – кто я?!… Зато Михаэль говорил. И много раз. Не просто же так он эту свою дурацкую клятву сочинил! – “Умрет он со мной в один день”. – Как же, жди от него!… Жениться он собрался. Кто бы еще за него пошел!… Ну и что они сидят, бездельники? Трусы. Предатели! Вот никого больше не буду любить! А уж целоваться – точно ни с кем не стану, если они со мной так… Господи, неужели она допустят, чтобы меня так унизили?…
Марии захотелось расплакаться – красиво, так, чтобы слезы капали на коленки, а губы при этом не дрожали и не морщились. И чтобы не шмыгать носом, как плачут, наверное, настоящие принцессы, только от возмущения слеза не шла. А было бы, наверное, правильно немного поплакать, чтобы эти двое олухов проснулись и увидели, как ей плохо.
– На меня же совсем никто не смотрит! Вон, сколько народу кругом, а меня как будто здесь нет! Я что – невидимка? Или прокаженная?! Пусть они что угодно делают, дураки, лишь бы…, —
не придумала она еще, что сказать, но, в общем, понятно, чего хотела. —
– Пусть докажут, что любят свою Принцессу. Так, чтобы я им поверила. Господи, да пусть уже хоть что-нибудь сделают! Нас ведь трое сейчас, – как нужно, чтобы все само получилось. Неужели я все должна вслух говорить? А так непонятно, что ли?! Да они издеваются надо мной!…
Тут по переносице Марии мягкой шерстью скользнула серая с коричневым пятнышком мысль, что Ав после этих “безобидных” “само” как-то уж слишком часто стал в последнее время болеть, и она отвлеклась от желания заплакать.
– Так он вообще теперь все время болеет. После того как с моей оливы грохнулся и башку себе расшиб, —
быстро нашлась девушка, прогоняя пушистого доставалу.
– И что теперь? Я-то в чем виновата? Можно подумать, – это я заставила его на оливу лезть! Или сейчас прошу сделать для меня что-то невозможное. И вообще, почему я должна за всех думать? Кто я? – Принцесса! А все знают, что принцессы не обязаны думать! Они должны есть халву и приказывать всем, кто их любит, исполнять любое их желание. А если и думать, так только о том, кому разрешать целовать свою руку, а кому нет! Или плечо… Или… —
не придумала пока что Мария, но в тот момент, когда вспомнила про сад за дворцом прокуратора, к ней непонятно откуда уже третий раз за последний час под волосы закрался, потом быстро обвился вокруг шеи и, заставив вздрогнуть, мокро облизал подбородок зеленоватый запах фиалок, а по затылку на спину потекло что-то густое и теплое. Мурашки дружно сбежали по плечам и, забывшая про слезы преступница с краснеющими щеками, вновь запуталась в прозрачной паутине, вырываясь из бесстыжих рук Ава. Не особо, впрочем, настойчиво вырываясь…
А ведь насчет этого идиотского “само” Мария, как ни странно, почти не врала. Михаэль божился, что ни разу, когда затевалась их тайная игра, то есть заключался этот “невинный” пакт, он ничего не делал. И вообще он не знает, как такие вещи делаются. Более того, не желает знать! Потому как знает из Торы, что за такие шалости полагается. За это, вообще-то говоря, камнями побивают.
И Мария тоже не колдовала. Вроде бы… Да нет, точно. Железно не колдовала! Уж она бы знала! Фокус с волосами – совсем другое. Так что остается Ав…
– А больше некому. Но ведь и этот дурак делает вид, что ни при чем. Впрочем, это его дело: не хочет говорить правду – не надо. Главное, дождаться, когда он начнет тереть виски, и тогда случается все, что нужно. А остальное меня не касается. Пусть даже он из-за этого немножко и поболеет. У меня вон тоже живот в последнее время часто болит! И что теперь? В конце концов мы всего лишь дети. Не озоруем и ничего плохого не делаем. Просто играем…
Самое смешное, что девочка каким-то десятым чувством (заметим, гораздо раньше Михаэля) догадалась. Подошла совсем близко… Почему и запретила жениху лезть “в то, что не нашего с тобой ума дело” и выяснять “всякие глупости”…
– А что Ав немного мучается потом головой, так его, конечно, жалко, но, если он сам не хочет сказать… Не желает признаться… Что ж его – заставлять, что ли?… А может ничего он и не врет…
– С чего это я буду что-то делать? Я бы сказал тебе, —
Читать дальше