Анатолий Ехалов - Поле Жильцовых. Есть ли будущее у северной деревни?

Вышел сторож овчарни, поставил на стол огромное блюдо с дымящейся похлебкой и резанный большими ломтями хлеб.

– Жили-были рыбак да птичница, – сказал скороговоркой Зажигин.– У них, что ни день, то яичница. Уха и та из петуха.

Он распахнул пузатый портфель, извлек из него большой кусок окорока, водку, шампанское.

Делал он все стремительно. Тут же в одной его руке оказалась бутылка водки, в другой- шампанское.

Из обеих принялся наполнять стаканы. В народе такой ерш называется «белым медведем».

– Вы уж меня простите. Я чистую водку не пью, я по-стариковски, разбавляю шампанским.

Едва я успел убрать свой стакан, а товарищи не успели, и скоро поплатились. «Стариковский» напиток запросто мог свалить быка. Но не Зажигина.

Что это была за колоритнейшая фигура! В ту пору Валентину Владимировичу было под семьдесят. На вид, что дуб развесистый, кряжист, жилист, но быстр, поворотлив. Глаза с лукавинкой, острые, что шилья. Силой своей, умом ли умел блеснуть.

Какой чудесный вечер подарила мне судьба в этой полусгнившей водогрейке! Зажигин был в ударе.

Тридцать девять лет руководил он хозяйством. А было за эти годы столько…

– Вот, братцы мои, – сказал Зажигин, откладывая ложку.– Первый раз меня исключали из партии, когда я был еще беспартийным. Как сейчас помню: 13 сентября 1950 года избрали меня председателем колхоза. Было тогда в хозяйстве под сотню лошадей, сотни полторы коров, да я еще сдуру прикупил телят столько же. А сена вполовину нужды.

Как зимовали, одному богу известно. Надо коров доить – сейчас собираем мужиков и – на двор жердями скотину подымать. Вывесим на двух вагах коровешку и держим, пока бабы не подоят ее. Я до чего доподнимал, что с пупа съехал.

Ну, думаю, надо головой вперед работать. А то век свой придется коров вывешивать.

Лето приходит, выдаю колхозникам свое решение:

– Все покосы, какие есть, делю между семьями. Косите, как можете. Десять процентов от накошенного – забирайте себе.

Дело неслыханное. А народ поднялся, горы готов свернуть.

В кои-то веки можно свою корову сеном без оглядки обеспечить.

Кормов заготовили в то лето не видано. Да и зерна наросло. Скотина оправилась, надои и привесы в гору полезли. И приезжает как раз перед великим постом из района инструктор. Мол, поделитесь опытом, как вам удалось таких успехов достичь?

Так и так, говорю. Головой стали думать, а не задним местом. Рассказал, как народ заинтересовали. А он на дыбы:

– Это что такое? Кулацким замашкам потакаете? Я вспылил, печатью о стол брякнул:

– Если ты такой идейный, так сам и руководи, заготовляй и сено, и солому.

Он эту историю в районе раздул, вызывают меня на бюро и принимаются «чехвостить» за недисциплинированность, за кулацкие настроения.

– Да вы что, мужики! При коммунизме и вовсе скотину кормить перестанем?

Секретаря в кресле так и подкинуло:

– Предлагаю Зажигина из партии исключить. Кто «за»? Проголосовали единогласно.

– Партбилет на стол!

– Нет у меня партбилета.

– Как так?

– А я беспартийный, – говорю, – и пока ты здесь командовать будешь, не вступлю!

Слава Богу, того секретаря быстро тогда сняли, а то он меня точно бы упек. Или исключил.

Четыре раза меня судили. Колхоз наш был в системе семеноводства. Понятно, семена требуют особого отношения. Пока их почистишь, отсортируешь… Другие хозяйства уже вовсю хлеб сдают, а у нас в сводках- прочерк.

Вызывают опять на бюро.

– Почему медлишь со хлебосдачей?

Объясняю. Слушать не хотят. Тут прокурор, начальник милиции.

– Посадить как саботажника!

Прямо в кабинете арестовали и – в КПЗ. Улицей ведут, как особо опасного преступника. Сутки с хулиганами просидел, приходят:

– Зажигин! На выход.

Выпустили. Хлеб-то надо молотить.

Вдругорядь три года дали. Лишения свободы. Я молодой еще был. Не понимал. Думаю, меня гражданских прав лишили. Голосовать теперь не дадут.

Хорошо, что областной суд отменил решение нашего.

Вот так всю жизнь. То из партии исключают, то в тюрьму садят. Как-то с работы сняли за то, что я нарушаю трудовое законодательство: работники у меня в сенокос больше восьми часов в день работали!

Что ни день, то война. Окопы по полному профилю. Еле отбился.

Нас у отца пятеро ртов было. Соберемся за стол, так мамка подавать не успевает.

Батька дважды навылет ранен. А работать надо. Был председателем волисполкома. Двенадцать деревень под началом.