Татьяна Деляндре - Фреймы странствий. Frames of wanderings

Век за веком в стремлении к святости, в желании отринуть земные помыслы и обрести истинное христианское совершенство прибывают подвижники в Беломорскую глушь, приют отшельников у Полярного круга, жемчужину Русского Севера – Соловецкий архипелаг. В причудливых очертаниях островов слились песчаные отмели и обвитые кудрявыми желтыми водорослями громадные валуны, горделивые сосны и витиеватые стволы низкорослых берез, залитые светом изящные розы среди шелковистых изумрудных елей в лесной глуши Макарьевской пустыни, покрытые серебристым флером переливы извилистых озер, остроконечные верхушки монастырских башен и величие старинных каменных стен с узкими проемами бойниц.

В меркнущих радужных красках уходящего лета солнечные лучи освещают серое небо. Свинцовые тучи уносятся прочь. Небесная лазурь, сверкающие блики Святого озера и крики беспокойных белокрылых чаек глушат печаль. Певучий северный говор островитян, дух великого подвижничества и пленительность уединения смягчают мрачную тень прошлого.

Century after century in the pursuit of holiness, in desire to reject earthly thoughts and to find true Christian perfection, ascetics come to the White Sea wilderness, shelter of hermits near the Arctic Circle, the pearl of the Russian North – the Solovetsky archipelago. In the bizarre outlines of the islands sandy shallows merged and the huge boulders, proud pines and ornate trunks of dwarf birches, light-filled roses among the silken emerald fir trees in the wilderness of the Makaryevskaya desert, covered with a silvery fleurid overflow of winding lakes, pointed peaks of the monastery towers and greatness ancient stone walls with narrow apertures of loopholes.

In the dying rainbow colors of the departing summer, the sun’s rays illuminate the gray sky. Lead clouds are carried away. Celestial azure, sparkling glare of the Holy Lake and the cries of restless white-winged seagulls drown out sadness. The singing northern dialect of the islanders, the spirit of great asceticism and the fascination of seclusion soften the gloomy shadow of the past.

«Светлый день. Яркое солнце так и обливает трудновыносимым зноем леса и озера Соловецкого острова и зеркальную гладь застоявшегося в чудном покое моря.

Опять мы едем лесным путем, опять направо и налево раскидывается царство могучих лесных великанов. Там и сям сквозят озера. Одни из них совсем ушли в тень высоких деревьев, другие так и лучатся резким, ослепляющим глаза светом. К этой природе не приглядишься. Новый луч – и все изменяется перед вашими глазами; новая перебегающая тень случайного облачка, и опять иное выражение… Точно лицо красавицы, живое, подвижное, постоянно меняющееся перед вами… Вот ее глаза сверкают ослепительным блеском, губы полуоткрыты, вся она облита ярким румянцем… Еще мгновение и глаза потемнели, только в таинственной глубине их вспыхивают мимолетные зарницы, на бледном лице лежит выражение тихой грусти, печальная улыбка не то сожаления, не то обманутой надежды замерла на устах… Как цветок, поблекший на стебле, она склонила свою головку… И вам самим становится грустно до первого солнечного луча… – Хорош ваш Соловецкий остров: приволье, краса!..»